— Ух. Так и не вспомнишь…

— Не ври. Ты сказал, что это было за пять лет до моего рождения. И явно наврал, потому что тогда тебе было десять лет.

— Немножко приврал, каюсь. Но не очень много.

— Волков! Ты дитя трущоб и воспитанник улицы? Генерал песчаных карьеров?

Волков усмехнулся.

— Можно и так сказать. Я просто нормальный гарнизонный ребенок. С первого класса предоставленный исключительно себе самому.

— А родители?

— Отец служил в разведроте. Мама умерла, когда мне было три года. Он меня никому не отдал, таскал с собой по всем гарнизонам.

— Жор, прости…

— Ничего страшного. Я маму почти не помню, а отец погиб двадцать лет назад. Я до армии жил у дяди Коли Зайцева, а с его сыном Витькой мы вместе пошли потом и в разведшколу, и в военное училище, и в милицию. И уволились тоже вместе, он чуть позже.

— Погоди… Зайцев Витька — это же Виктор Николаевич?! Твой колдун по технике?

— Точно. Заяц.

— Ничего себе… Так ты себе ребят набирал из сослуживцев?

— Не всех. Остальные помоложе, но почти все из спецназа или разведки.

Лиза задумчиво кивнула, а потом медленно произнесла:

— Надо же, а я как-то никогда не задумывалась… Просто здоровенные мужики, ходят за тобой хвостом, иногда мешаются под ногами. А ты их специально набирал.

— Я их еще и учил, потому что это целая наука. И потом, это такая профессия, в которой от полного доверия к напарнику зависит твоя и, что важнее, чужая жизнь.

— Важнее собственной?

— А как же? Ведь именно в этом профессия и заключается. Заслонить, принять удар на себя. Возможно, погибнуть — но не дать причинить вред тому, кого защищаешь.

— Жор, а давай, ты потом больше не будешь этой профессией заниматься?

— Когда это потом?

— Ну… когда мы с тобой поженимся.

Жора потемнел лицом, встал, отвернулся и молча натянул джинсы. Правда, прямо на голое тело и пуговицу не застегнул, так что вышло еще сексуальнее. Лиза едва не облизнулась, как Барсик при виде сметаны. Волков мрачно произнес:

— Лиз, я не хочу пока к этому разговору возвращаться.

— То есть ты жениться на мне не хочешь? Соблазнил, значит, девушку…

— Лизавета, всыплю!

— Это каждый может. Ты сначала женись!

— Лиз…

— Волков, я знаю, что приличные девушки так себя не ведут. И знаю, что не должна навязываться. Но что же мне делать, если ты вбил себе в голову какие-то дурацкие мысли и никак не хочешь переступить через свои дремучие принципы?

— Нормальные они, никакие не дремучие. Лизка, ну ты сама подумай, ты что, поедешь ко мне в Марьино? В однокомнатную?

— А что я, умру сразу в однокомнатной? Да мне все равно куда, лишь бы с тобой!

— А меня не будет! Я на работу буду ходить. Сутки через трое, а то и вообще каждый день.

— Тогда я ребенка рожу и буду с ним гулять, ждать тебя. А потом мы будем тебя встречать на углу и вместе возвращаться. И мы тебе расскажем, что у нас случилось за день, а ты… ну, ты, как обычно, не расскажешь ничего, зато нас послушаешь. А в отпуск мы поедем в Крым и на Селигер. И на байдарках! И на велосипедах! И собаку заведем!..

Волков вдруг очень отчетливо представил, что так все и есть — Марьино, Лиза с коляской, большая лохматая собака, смеющаяся от радости, что он вернулся домой. Вышло так здорово, что он даже засмеялся и зажмурился. Лиза немедленно прыгнула к нему на колени.

— Волков, ты мне не веришь?

— Верю. Только до этого все еще очень и очень далеко.

— Волков, а ты мне можешь честно сказать, зачем мы сбежали из дома сюда? Что все-таки случилось?

Жора открыл глаза и посмотрел на девушку. Случилось то, маленькая, подумал он, что тебя отдали в качестве приманки родной брат и родной отец. И если ты об этом узнаешь, то уж точно никогда не сможешь их простить, а я этого не хочу. Потому что не хочу, чтобы ты страдала. Именно поэтому я и затеял всю эту игру…

— Волков!!!

— Не ори, я и так тебя слышу. Просто обдумываю ответ.

— Ой, я умру с тобой!

— А ты хочешь вернуться?

— Да не особенно… Здесь мы одни, никто над душой не стоит, но там, с другой стороны, воздух, баба Шура, все остальные… Ты разве не скучаешь по ребятам?

Жора усмехнулся.

— Честно говоря, пока еще не успел соскучиться. Возможно, позже, когда ты мне надоешь.

— Волков! Уволю!

Он стряхнул ее с коленей и пошел в комнату, а с порога бросил:

— Ты учти, прежде чем делать мне предложение, тебе действительно придется меня уволить.

Лесик Оршанский нервно метался по квартире, иногда замирая перед зеркалом и корча в него страшные рожи. Вчера он, как савраска, обегал пол-Москвы, достал подходящий костюм и даже разжился киллерской шапочкой с прорезями. За машиной предстояло ехать сегодня вечером, примерный текст он уже придумал, а окончательно мизансцену разведет, заехав на место завтрашнего, ха-ха, преступления века.

Значит, не перепутать. Невысокая, светлые волосы, зеленые глаза, очень молодая, симпатичная. А спутник ее совсем наоборот, вылитый терминатор, здоровенный, загорелый, нос сломан в двух местах, шрам на щеке, волосы короткие, глаза серые. Блондинку надо хватать и тащить, от терминатора убегать и падать на землю… нет, лучше все-таки убегать!

Соня на кухне со вздохом открыла последнюю банку шпротного паштета и стала представлять, что они с Лесиком будут завтра кушать в ресторане.

Панк оплатил свой заказ и договорился, что перезвонит завтра с ипподрома, чтобы уточнить, в чем будет одета клиентка, то бишь Лиза. Собственно, это просто подстраховка, потому что вряд ли в одиннадцать часов утра из ворот ипподрома толпами повалят парочки, похожие на Лизу с ее Волковым…

Андрей Полянский с остервенением набрал телефон и нетерпеливо выпалил в трубку:

— Здесь Дервиш. Самолет сел?

— Здесь Странник. Рейс перенесли на завтрашнее утро. Но все стороны уже предупреждены.

— Он везет стекляшки?

— Он едет с маленьким металлическим саквояжем. Вероятно, камни там.

— Отлично, Странник. До связи.

— До связи, Дервиш…

Еще из телефонных разговоров.

— Это я. Ты готов?

— Я давно готов.

— Темно-синий фургон. Они будут разгружать товар, так что не спеши и не психуй.

— Я уже давно не психую, друг мой. С тех самых пор, как принял решение. Просто нет смысла психовать. Если проиграю — меня не будет. Если выиграю…