Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, имя!
С грустью:
– Его имя, дорогая? Оно не для меня, а для его близких. Я никогда не называю, не имею права называть его по имени.
По разные стороны стола вижу улыбки. Что касается меня, то я испытываю облегчение, ведь она не произнесла его имени, и, таким образом, в гареме Марка ее место явно после меня. Лицо Стефани выражает грусть и слабость. И смирение.
– Так что мы поместим под номером шесть?
Неожиданно она сменила тему. Разговор окончен.
– Два сердца – яркие, с разрывами. На заднем фоне два лица. Расплывчатые. Черно– белая фотография.
– Название?
– «Проецированные тени».
Находясь в мечтательном состоянии, она соглашается. Когда мы расходимся, пообещав снова встретиться, мне в голову приходит строчка: «Иди, я вовсе не ненавижу тебя…»[28]
По дороге домой я мысленно перебираю все возможные места, где могут лежать преступные запонки. Поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и, даже не положив сумочки, захожу в нашу комнату. Долго искать мне не приходится: чуть прикрытые носками мужа, лежат себе две маленькие серебряные лягушки с застежкой в виде сердечка. Озадаченная, после нескольких минут раздумий я решаюсь выкинуть их в мусорную корзину, со злорадством представляя, как Марк однажды утром спросит меня: «Детка, ты, случайно, не видела мои запонки?» Поздно. Дело сделано.
* * *
Но несмотря на признание Стефани, ее искреннюю любовь к моему мужу, сумочку и маленьких лягушат, я не могу ее ненавидеть. Больше того, я начинаю ее ценить. Мы видимся каждый день, иногда по нескольку раз. Подолгу работаем, а потом обедаем вместе. Иногда завтракаем. Чаевничаем, забегаем попить кофейку, едим миндальное печенье или круассаны. Однажды вечером, когда Марка не было дома, мы ужинали у нас. Подготовка выставки продвигается. Каждая «улика», будь то коллаж, композиция или инсталляция, фотографируется, увеличивается и распечатывается в формате метр на метр, в серебристом цвете. Реальность и ее тень. Ложная правда и правдивая иллюзия. Я добавила к своему списку еще мусорную корзину, которую я назвала «Лягушки». Все это уже оформляется в нечто осязаемое. Нечто интересное.
Стефани все больше погружается в работу. С тех пор как она открыла мне теневую сторону своей жизни, она часто задает один и тот же вопрос:
– Думаешь, я должна его оставить?
– Да.
– Но я люблю его!
– Ты же прекрасно знаешь, что это ни к чему не приведет…
– Ну что, цыпочка моя? Ты как сквозь землю провалилась! – Майя застает меня возле галереи, когда я уже собираюсь закрываться. За моей спиной Стефани делает набросок. – От тебя никаких новостей! Кто это?
Поднеся палец к губам, заставляю ее замолчать. Отвожу глаза в сторону, чтобы вразумить Майю и предотвратить оплошность, что дается мне нелегко.
– О!
Майя открывает оранжевый рот, правда, не сравнимый по размерам со ртом Стефани, которая только что зажгла сигарету. Я словно присутствую на конкурсе золотых рыбок.
– Познакомься с моим агентом, Стефани Фостер. Стефани, это моя подруга Майя…
Пожимают друг другу руки. И хором:
– Очень приятно, Клео мне о вас много рассказывала!
Чистая правда в отношении Майи, но уж никак не Стефани. Я никогда не рассказывала ей о моей лучшей подруге.
– Клео говорила, что вы любите кошек?
Майя играет с огнем. Я сверлю ее взглядом.
– Клео считает, что у всех должна быть кошка – это избавляет от стресса. Милое урчание под кончиками пальцев успокаивает нервы.
Стефани не понимает. Однако вступает в разговор:
– У меня тоже есть кошка… Белый перс.
– И от нее везде остается шерсть, не так ли?
Перестань, ты перебарщиваешь! Я не должна была говорить ей об одежде Марка. И обо всем остальном тоже. Она не способна держать язык за зубами.
– Спрашиваю, потому что я ветеринар, специализируюсь на психоанализе для животных… Шерсть, которая лезет, – это признак… отсутствия уверенности в себе. Кошкам тоже необходимо самоутверждаться. Какой знак вашей кошки?
– Я же сказала – перс.
– Нет, ее знак зодиака. В каком месяце она родилась?
Ну Майя дает! Мне трудно удержаться от смеха.
– В марте.
Широкий жест руки, и Майя, стоящая посреди улицы, выдает:
– Так вот в чем дело. Ваша кошка – Рыба. Что может быть хуже!
Стефани поглядывает на меня, пытаясь определить, не розыгрыш ли все это.
– Поскольку вы разбираетесь, что делать в таких случаях?
– Как и во всех остальных! Ей надо давать прозак! Это самец или самка?
– Бывший самец.
Понимая, к чему это может привести – я слишком хорошо знаю мою Майю, – я целую ее в щеки и веду Стефани к машине.
– Слушай, Майя, нам нужно спешить. Я тебе позвоню…
– Хорошо, курочка моя! Чао, передавай привет…
– Пока, Майя!
Она чуть не проболталась! Хорошо, что шум мотора заглушил ее голос.
– Подумать только! Твоя подруга такая восторженная!
– Психологи этим отличаются.
– Она, кажется, собиралась выписать моей кошке виагру, не так ли?
Смеясь, подтверждаю:
– Точно, собиралась.
Стефани открывает окно, чтобы выбросить окурок. Потом, очевидно, по забавной ассоциации с темой недавнего разговора, она, в который раз уже, задает свой любимый вопрос:
– Как ты считаешь, я должна его оставить?
«Оставить»! Неподходящее слово для непродолжительной любовной интрижки!
– Должна.
– Но я его люблю…
– Это ничего не меняет.
Бросаю рассеянный взгляд на мобильный телефон, вибрирующий на передней панели. Сообщение от Майи: «Не стоит волноваться, курочка моя, эта дамочка – уродина и к тому же с полным отсутствием чувства юмора! Целую, М.». Как будто все так просто! Я посмеиваюсь над наивностью моей подруги и даю себе обещание пообедать с ней на неделе, чтобы обсудить эту тему.
В галерее я провожу все больше и больше времени. Я даже оборудовала там мастерскую, чтобы работать над экспонатами прямо на месте. Иногда, погрузившись в работу, я забываю о времени. И о Марке, который начинает что– то подозревать. Может, он даже роется в моих вещах в поисках доказательств, которых, конечно же, не существует. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, у меня появляется чувство, что в моих вещах кто– то рылся: они были сложены в другом порядке. Я раньше никогда не придавала этому значения, так как я настолько неорганизованна, что мне в любом случае не вспомнить, куда я положила ту или иную вещь. Однако много раз у меня возникало впечатление, что порядок все же был нарушен. Или наоборот, был слишком идеальным. Именно. Уж чересчур все хорошо прибрано. А это отличительная черта моего мужа.