Некоторые представители левых и правых посчитали такой выбор проявлением беспринципности, но на самом деле это была всего-навсего реалистическая политика. Выбор оказался правильным по ряду причин. Во-первых, у США имелось множество интересов в Китае, и администрация не могла позволить себе роскошь выстраивать отношения с КНР в зависимости от того, как Китай относится к собственным гражданам. Во-вторых, было совершенно очевидно, что политика, направленная на ужесточение критики и санкций, заставит Китай предоставить населению больше политических и экономических свобод, тогда как изоляция Китая могла обернуться прямо противоположными последствиями. Действительно, у нас есть все основания полагать, что китайские лидеры не постеснялись бы сильнее притеснять собственный народ, сочти они, что такой курс необходим для сохранения целостности страны и главенства коммунистической партии.

Другой вопрос американо-китайских отношений связан с Тайванем. Опять-таки Соединенные Штаты Америки предпочли здесь подход, который можно назвать реалистическим, а не идеалистическим. Данная проблема имеет длинную историю, которая восходит к 1930-м и 1940-м годам и китайской гражданской войне. США долгое время оставались союзником Китайской Республики (во главе с националистическим правительством Чан Кайши), которая воевала в годы Второй мировой войны против Японии вместе с Америкой. Но через четыре года после окончания войны китайские коммунисты во главе с Мао Цзэдуном нанесли поражение националистам, бежавшим на остров Формоза (ныне Тайвань). Китайская Народная Республика возникла в 1949 году на материке; Китайская же Республика располагала только Тайванем и несколькими соседними островами. Обе утверждали, что являются единственным законным правительством Китая как такового; обе твердо придерживались позиции, что существует и может существовать всего один Китай. США отказывались признавать образование, которое неофициально именовалось коммунистическим, материковым (или «красным») Китаем после его победы в гражданской войне. Эта политика была вполне в духе антикоммунизма, который определял действия Америки на протяжении холодной войны. С точки зрения США, внутреннее устройство и национализм зачастую виделись меньшим злом, чем исповедуемая идеология. Но все начало меняться в конце 1960-х и начале 1970-х годов на фоне признаков серьезного расхождения между коммунистическим Китаем и Советским Союзом. Ричард Никсон и его советник по национальной безопасности Генри Киссинджер рассматривали это нарастающее противостояние как возможность координировать с Китаем усилия по сдерживанию СССР. После «дипломатии пинг-понга» и тайных консультаций с китайскими лидерами материковый Китай в 1971 году занял место Китая в Организации Объединенных Наций и получил статус постоянного члена (наряду с правом вето) в Совете безопасности ООН.[59]

Однако вопрос о статусе и судьбе Китайской Республики на Тайване оставался открытым. Пекинское правительство настаивало на том, что лишь оно вправе считаться правительством Китая, что Тайвань есть китайская провинция и никогда не получит независимость. США, со своей стороны, соглашались с тем, что «существует только один Китай» и что Тайвань является частью Китая. Но также подчеркивалась заинтересованность Америки в мирном урегулировании тайваньского вопроса, причем на условиях, выработанных самими китайцами. Американская сторона объявила «конечной целью» вывод всех своих войск и баз с Тайваня и пообещала постепенно сокращать военное присутствие на острове «по мере ослабления напряженности в этом регионе». Все обозначенные условия наряду со многими другими зафиксировало Шанхайское коммюнике 1972 года, определяющий документ в новых отношениях между Соединенными Штатами Америки и Китайской Народной Республикой, опубликованный в ходе визита Никсона и Киссинджера в Китай в начале 1972 года[60].

В последующие десятилетия и в новых коммюнике отмечались усилия сторон по выполнению этих обязательств или, по крайней мере, по их уточнению[61]. В конце 1978 года правительства США и КНР договорились установить дипломатические отношения с 1 января 1979 года. В тот же день США разорвали дипломатические отношения и договор об обеспечении безопасности с Тайванем. Все вооруженные силы США (дислоцировавшиеся на острове с 1955 года) были выведены. Однако несколько месяцев спустя Конгресс одобрил, а президент Джимми Картер подписал закон об отношениях с Тайванем (TRA), в котором предусматривалось открытие представительству в столицах двух стран (вместо официальных посольств) и который обязывал Соединенные Штаты Америки предоставить Тайваню «такие средства обороны и услуги по их применению в таком количестве, какое может потребоваться, чтобы Тайвань мог поддерживать достаточный потенциал самообороны». Еще США публично декларировали свою готовность принять надлежащие меры при любых признаках угрозы Тайваню. При всей завуалированности этого заявления пекинское правительство получило сигнал о том, что ему не позволят беспрепятственно присоединить Тайвань или использовать силу для изменения статуса острова[62].

Как бывало и ранее, отношения между Пекином, Вашингтоном и Тайбэем превратились в этакое упражнение по урегулированию напряженности и снятию взаимных противоречий на фоне обязательств, изложенных в трех коммюнике, и обещаний в американском законе об отношениях с Тайванем. На практике, впрочем, и КНР, и Тайвань сумели избежать серьезных изменений статус-кво: материковый Китай не стал использовать силу для воссоединения острова с остальной страной (что, вероятно, могло бы привести к вмешательству Америки и обернуться ударом по экономике Китая), а Тайвань не стал провозглашать независимость в одностороннем порядке (такой ход наверняка побудил бы КНР к вооруженному вторжению и привел бы к разрушению тайваньской экономики, которая в значительной степени зависит от торговли с материком). Если коротко, политика сдерживания и экономическая взаимозависимость здесь работают, при взгляде со стороны, именно так, как задумывалось. Спорный вопрос удалось урегулировать настолько хорошо, что он не мешает США и КНР осуществлять взаимовыгодное сотрудничество. Во внешней политике шаги, не затрагивающие суть проблемы (или, как иногда говорят, «вопросы окончательного статуса»), могут быть предпочтительнее поиска решения, которое обязательно окажется неприемлемым для одной или нескольких сторон и способно потому спровоцировать опасную реакцию.