— Понятно. И что дальше?

— Я было подумала, может, ушел и дверь не запер. Да ведь он вечером-то, почитай, никогда и не выходил. Я еще раз крикнула — и в комнату заглянула. А он там лежит.

— Вы его трогали? Вообще до чего-нибудь дотрагивались?

— Не-ет.

— То есть вы не подумали, что ему, к примеру, с сердцем плохо стало? Не попытались помочь?

— Да чего там помогать, — деловито сообщила соседка, — когда сразу было видно, что мертвый. Кровищи, знаете, сколько было? Испугалась я.

Эх, не видала ты, что такое «сколько кровищи», усмехнулась мысленно Арина, но кивнула — да-да, мол, понимаю.

— Конечно, испугалась! — повторила Руслана Алексеевна уже гораздо увереннее. — Вдруг тот, который его… ну застрелил, вдруг он бы еще там был? И он бы меня тоже заодно… Прямо остолбенела вся!

На фоне рационального рассуждения про гипотетического грабителя это, про затаившегося (ага, возле уже остывшего тела!) убийцы выглядело несколько противоречиво.

— Вы же говорили, что слышали выстрел предыдущей ночью, — остановила ее Арина. — Разве убийца стал бы чуть не сутки сидеть в квартире убитого?

— Так я ж тогда ни про какой выстрел вообще не подумала, это потом уж, а сперва-то…

— То есть до тела вы не дотрагивались? Он ведь уже холодный был.

— Зачем это мне до него дотрагиваться? — Руслана Алексеевна попыталась отъехать от Арининого стола вместе со стулом, без особого, впрочем, успеха.

Пугливая какая! Арина поспешила ее успокоить:

— Не дотрагивались, значит, не дотрагивались. Больше ничего в квартире не заметили?

— Запах. Запах там был странный.

— Запах? У вас вообще хорошее обоняние?

— А то! Я ж никогда не курила, нюх, как у собаки.

— И что это был за запах? На что похож?

Женщина вздохнула:

— Даже и не знаю.

— Сильнее где был этот запах? На кухне или в комнате?

Ответ последовал без колебаний:

— В комнате. Только… я уже теперь и не знаю. Я как Егор Степаныча увидела, вообще разум потеряла. Не помню, как и к себе добежала, чтоб ваших вызвать…

— Если запах незнакомый, это мог быть запах после выстрела. Он уже практически выветрился, но если у вас «нюх, как у собаки», вы вполне могли пороховую гарь учуять. И, кстати, о выстреле. Вы уверены, что слышали его примерно в полночь?

— Так я ж говорю, телевизор выключила и спать собиралась, тут и бахнуло.

— На другие звуки в это время не обратили внимания? Музыка, человеческие голоса… Может, разговаривал кто-то?

— Вроде громыхало что-то, — неуверенно проговорила шубинская соседка.

— Громыхало? До выстрела или после?

— Вроде бы до… Как будто роняли что-то.

— Что-то большое? На что это было похоже?

— Да я ж не прислушивалась! Может, это вообще из какой другой квартиры, я ж не знаю. Егор Степаныч вообще тихий был сосед.

— Почему обязательно из другой квартиры? Если выстрел, который вы слышали, раздался из телевизора, там должно было быть и еще что-то слышно.

Руслана Алексеевна задумалась ненадолго, потом закрутила головой:

— Нет, точно ничего не было. Может, он телевизор только включил, а там выстрел, и он сразу громкость убавил?

— Может, — согласилась Арина.

— Вот когда легла уже, кто-то там бормотал. Только я думала, что это не там, а сверху.

— Бормотал? То есть Егор Степанович с кем-то разговаривал?

— Как он мог разговаривать, если уже мертвый лежал? Да и голос один был. Хотя и похожий на Егор Степаныча…

— И что этот голос говорил? — Арина подумала, что как-то странно: соседка вроде и согласилась, что выстрел мог быть «телевизионным», но тут же настаивает на обратном.

— Да не разобрать было! Но голос точно один был. Может, убийца с кем-то по телефону говорил?

— То есть, вы уверены, что был убийца?

— А как еще?! — возмутилась Руслана Алексеевна. — С чего бы Егор Степанычу в себя стрелять? Конечно, убили. И который убил, стал звонить, наверное, докладывать, что дело сделано.

Доказывать, что в полночь Шубин был еще живехонек, а смертельный выстрел раздался четырьмя часами позже, Арина не стала, оставила эту тему до следственного эксперимента.

— Ладно. Либо ваш сосед разговаривал сам с собой, либо в его квартире в это время, то есть когда вы слышали предположительный выстрел, находился еще кто-то, кроме хозяина. Как вы думаете, кто это мог быть? Даже если вы никого не видели, кто вообще к вашему соседу приходил?

— Да никто вроде… Хотя в последнее время видела. Бывал один такой… Молодой, весь из себя интересный. Плащ у него кожаный! Как у Высоцкого в «Место встречи». Только там был черный и блестящий, а у этого серый и такой… матовый.

— Часто приходил? Днем, вечером?

— Несколько раз его видела, а так-то, может, он и каждый день заявлялся, только я ж на работе. Вечером я его вроде видала, а может, и днем заходил.

— Узнать, если что, сможете?

— Ну… наверное. А! Он все ключи автомобильные на пальце крутил. Ну когда я его на лестнице видела.

— От какой машины ключи, не заметили?

— Да откуда ж мне знать! Я что, автослесарь?

— Брелок с каким рисунком? — нетерпеливо уточнила Арина.

— Вот чего не видела, того не видела, — Руслана Алексеевна явно расстроилась.

— Может, вы его во дворе видели? Ну когда приезжал, из какой машины вылезал?

— Да не попадался он мне во дворе! Только в подъезде.

Из чего следовало, что шубинского гостя Руслана Алексеевна видела в дверной глазок. Благословенны будь, бдительные соседи!

— Последний вопрос, Руслана Алексеевна. Вы женщина наблюдательная, скажите — какое у Шубина в последнее время настроение было? Как всегда или что-то изменилось? Не замечали?

— Хмурый он был. Сердитый. Раньше-то и сумку донести поможет и, бывало, пошутит. А в последнее время все мимо смотрел. Глядит и не видит. Поздороваешься, он буркнет «здра», и все.

— В последнее время — это сколько? Неделя, месяц?

— Не! Давно уже. С той зимы. Или с весны?

— То есть приблизительно полгода? Он сразу стал… хмурый или постепенно?

— Да я не присматривалась. Только помню, как вдруг подумала: что-то Егор Степаныч как будто какой-то не такой стал. Даже думала, может, обиделся на что-то? А только кто я ему, чтоб на меня обижаться?

— Кстати, про обиды. Может, он с дамой сердца поссорился? Женщины к нему заходили?