— Так свистни! — посоветовал Тит.

— Не время! — покачал головой Луций и приложил палец к губам, делая знак Проту и Титу молчать: — Только тс–сс! До этого я должен съездить в Пергам!

Услышав слово «Пергам», раб невольно подался вперед.

— А может, в Мавретанию? — усмехнулся Тит.

— В Пергам! — не совладая больше с собой, возразил Луций. — Я должен уговорить царя Аттала завещать свое царство Риму… Если он не согласится — убить его и подделать завещание. А если согласится… все равно убить! Как говорит Сципион: убей — и ты станешь благородным!

— Ну что ж, раз у тебя такие друзья и такая выгодная поездка — сыграем! — согласился Тит, поднимая кубок. — За новую римскую провинцию, в которой ты, конечно, будешь немалым человеком!

Луций, быстро трезвея, следил, как дергается кадык на горле пьющего Тита.

«Что я наделал?! — ужаснулся он. — О моем секретном поручении завтра же будет известно всему Риму! Узнает Сципион, городской претор… Они догонят меня и убьют по дороге! О боги, что теперь делать, что делать…»

Его остекленевшие от страха глаза снова остановились на Тите, который встряхивал стакан с костями, прикладывая его то к одному, то к другому уху.

«Он не должен уйти из моего дома живым! — вдруг понял Луций. — Нанять убийцу? Но это свидетель… Приказать прокуратору? Он поймет без слов и сделает все, как надо. Но ведь тоже свидетель!.. Яд в перстне! — вдруг вспомнил он и улыбнулся взглянувшему на него Титу. — Конечно же, яд! Одна его капля — и я свободен, снова богатый, почти — сенатор! Аттал не обидится, яду много, обоим хватит. Нужно только сделать все аккуратно! Тит после пыток и тюрьмы очень подозрителен, пусть увлечется как следует, и тогда…»

Тит наконец опустил стакан на доску, горлышком вниз, и склонился над костями:

— Д–да… Не самый удачный бросок! Твоя очередь!

«Нет, он еще не увлекся, подожду…» — решил Луций и, почти не размешивая, опрокинул стакан.

— Единица, двойка, единица, — машинально сообщил он вслух и махнул рукой: — А–а … Бросай ты!

— Отлично! — обрадовался Тит неудачному броску соперника. — А ну–ка, Юпитер, помоги!

Выпала «собака». Пока огорченный неудачей Тит бросал кости в стакан, Луций поддел ногтем камень на перстне. И тут же снова надавил на него большим пальцем. Тит уже поднимал голову.

— Видно, здорово ты прогневил Юпитера! — через силу пошутил Луций, чувствуя, как бешено колотится в груди зашедшееся сердце. — Признавайся: не иначе как отбил у него одну из бесчисленных любовниц! Дай–ка теперь я! Ну, Меркурий, — взмолился он, думая о своем, — помоги!..

— И ты тоже хорош! — захохотал Тит, взглянув на кости. — Две двойки и две тройки!

Он закрыл глаза и, нашептывая молитву, яростно затряс стакан.

«Сейчас или подождать?» — лихорадочно прикидывал Луций, не отводя глаз от напряженного лица Тита.

Словно во сне, он подколупнул рубин и стряхнул каплю в кубок гостя. Отдернул руку, словно от раскаленного железа.

В то же мгновение Тит открыл глаза. Окинув быстрым взглядом Луция и Прота, опрокинул стакан:

— Да что же это делается… Опять «собака»!

Дрожащими пальцами Луций взял стакан, размешал кости, сделал бросок.

— Не понял… «Венера»?! — склонившись над доской, изумился он, чувствуя, что фальшивые кости, уже скользкие от пота, по–прежнему зажаты у него в кулаке.

— Как «Венера»? — воскликнул Тит.

— А вот так! — улыбнулся деревянными губами Луций. — Теперь я тебе ничего не должен! Выпей за мою удачу!

— Не буду! Кости фальшивые! — прохрипел Тит, отодвигая кубок.

— А ты проверь! — посоветовал Луций.

Тит придирчиво осмотрел каждую кость. Убедившись, что все они каждый раз ложатся на разные грани, сокрушенно покачал головой и предложил:

— Играем дальше! Ставлю миллион!

—А может, два миллиона? — усмехнулся Луций, глазами приказывая рабу наполнить кубки до краев, чтобы возбудить у Тита желание выпить.

— Пусть будет два! — согласился Тит, внимательно следя за каждым движением раба. — Ну, пожалей инвалида!..

Луций отрицательно покачал головой:

— Нет, Тит. Долг я свой отыграл честно, а теперь извини, мы играем на воздух!

— Почему, я отдам, если проиграю!

— Что? — уточнил Луций. — Свою грязную тогу?

— Нет… — облизнул губы Тит. — У меня есть деньги! Там, в Сицилии!

Раб снова подался вперед.

— А может, в Мавретании? — подделываясь под недавний тон гостя, поинтересовался Луций.

На какое–то мгновение ему стало жалко Тита. «А может, и правда пожалеть инвалида? — вдруг подумал он. — Не в смысле игры, а… вообще! Может, пусть живет? А он бы меня пожалел? И пожалеет ли — сегодня, когда будет отбирать миллион и завтра, когда станет рассказывать кому надо о моем деле государственной важности? Ну, нет…»

Луций отрицательно покачал головой и отрезал:

— Все, игра окончена, давай лучше пить!

— Не буду! — лихорадочно блестя глазами, отрезал Тит и наклонился к Пропорцию:

— Слушай, Луций, клянусь всеми небесными и подземными богами, я говорю правду! Я отдал Евну лишь часть своих сокровищ — всего каких–то десять миллионов! А основное — утаил!

— Сколько же ты утаил, если даже в части — целых десять миллионов?! — во все глаза уставился на Тита Луций.

— Пятьдесят миллионов сестерциев, не считая золотой посуды, самоцветов и прочей рухляди…

— И где же… они?

— Этого я не могу тебе сказать.

— Тогда я не буду играть! — с трудом прикинулся равнодушным Луций. — Прощай!

— Ну, хорошо, хорошо… Только потом сыграем? — заглянул в глаза Луцию Тит.

Это было совсем другое дело! Пропорций быстро кивнул, и Тит зашептал: — Я запрятал их там, где никто даже не подумает искать! Прямо под своим домом в Тавромении! — Он перехватил недоверчивый взгляд Луция, уловившего запинку в голосе гостя, и нехотя поправился: — Ну… почти под домом. Под нужником для рабов, что в конце двора! Ну? Так что — играем?..

Руки Тита мелко тряслись. Глаза горели.

— Играем… — кивнул ошеломленный Луций и пододвинул к гостю кубок: — Только… выпьем сначала?

— Я же сказал, что больше сегодня не пью! — снова отказался Тит. — Разве… если только выиграю!

«Ну что ж! Будет тебе выигрыш…» — прищурившись, принял решение Луций.

— Тогда я бросаю первым! — предупредил он и добавил для убедительности: — Все–таки два миллиона…

Бросок его оказался неудачным. Старательно изображая на лице огорчение, Луций при подсчете чисел нарочно уронил на пол одну из костей. Наступил на нее ногой.