— Тебе нельзя, Коль.

Белоусов попытался улыбнуться:

— Мне, Саня, теперь можно все!

Это были последние слова старшего лейтенанта Белоусова. Неожиданно начались конвульсии, изо рта пошла кровь. Николай закрыл глаза, дернулся несколько раз и вытянулся, словно принял положение «смирно». Голова его склонилась к плечу, лицо побледнело, рот открылся.

Черников сжал голову руками.

Стоявший рядом Ольшанский, спросил:

— Командир умер?

Черников, опустив руки и резко поднявшись, ответил:

— Старший лейтенант Белоусов погиб, сержант. Пал в бою смертью героя. Ты понял меня?

— Так точно!

— Вот так! Ты побудь с ним. Поможешь вынести.

— Понял!

Черников заметил на грязных щеках сержанта светлые полоски от слез:

— Не плачь, сержант! Всех оплакивать слез не хватит. Закури лучше, или спирту глотни. Есть спирт-то?

— Да есть, но… эх, командир, командир! Жалко, хороший мужик был, настоящий.

— Да. Настоящий.

Черников прошел по пещере. Вышел к Зайцеву.

В это время к ущелью подошли два «Ми-8» под прикрытием двойки «Ми-24». Десантный и санитарный вертолет приземлились восточнее разрушенной до основания крепости. Командир роты приказал взводному:

— Выведи не спеша людей. Бойцы прибывшего взвода помогут. Я на доклад к командиру полка.

— Есть, командир! А как там Белоусов?

— Нет больше Николая…

— Черт бы побрал эту войну…

Черников вышел из пещеры. От ближнего вертолета по ущелью разбежались солдаты. Восемь человек спешили к месту, откуда появился старший уничтоженной колонны. Александр пошел к вертолетам. Отделение прибывшего взвода подбежало к Черникову. Сержант спросил:

— Товарищ старший лейтенант, взводный приказал помочь вашим солдатам вынести раненых. Где вход в пещеру?

— Веди отделение прямо, к скале, там увидишь вход.

— Понял!

Черников вышел за пределы бывшей крепости.

Командир и замполит стояли недалеко от санитарного вертолета. Ротный подошел к ним, обратился к командиру полка:

— Товарищ подполковник! Подчиненная мне колонна совершала марш Даулак — Тахджави…

Ивушкин прервал Черникова:

— Не надо доклада, позже в рапорте изложишь то, что произошло во время марша. Ответь лучше, сколько людей потерял?

— По моим подсчетам, 33 человека — и моих бойцов, и солдат взвода охранения. Примерно двадцать человек погибли вследствие гранатометного обстрела колонны из засады, оборудованной «духами» на склонах, остальные полегли в бою. В живых остался двадцать один человек: одиннадцать бойцов роты обеспечения, десять — взвода охранения. Из них девять человек ранены, трое тяжело. Старший лейтенант Белоусов, прикрывая отход личного состава в пещеру, получил смертельное ранение в живот. Умер минут десять назад у меня на руках. Такой вот расклад, товарищ подполковник.

— Да, хреновый расклад!..

Черников взглянул на него:

— Я все же хочу знать, почему разведка пропустила такой крупный отряд «духов»? И кто ответит за гибель пацанов? Или опять все спишете на непредвиденные боевые потери?

В разговор вступил замполит:

— Вы, Черников, возьмите себя в руки. Кто виноват, тот и ответит. Лучше еще раз проверьте личный состав, уточните потери, нам отчет уже сегодня надо в дивизию отправить.

Черников взорвался:

— Отчет, говоришь? Тебе вовремя отчитаться надо? А то, что здесь полегли восемнадцати-двадцатилетние пацаны, дравшиеся до последнего патрона, тебе все равно? Отчет важнее, замполитовская твоя рожа?

Майор Грицаев побагровел:

— Вы в своем уме, старший лейтенант?! Как вы смеете оскорблять старшего по должности и званию? Да я вас… я вас под суд отдам!

— Отдавай! Плевать я хотел на твой трибунал!

Командир полка резко повернулся к замполиту:

— А ну оставить! Майор Грицаев, организуйте прочесывание крепости и вынос трупов на открытую местность!

— Но, Борис Григорьевич, Черников оскорбил меня! То, что он попал в переплет и руководил боем с превосходящими силами противникам, не оправдывают его хамских действий!

— Я что сказал, майор? Выполнять приказ!

— Есть! Но предупреждаю, я этого так не оставлю.

Развернувшись, Грицаев крикнул командиру прибывшего взвода:

— Старший лейтенант Рябинкин, ко мне!

Он пошел в сторону крепости, а Ивушкин сплюнул на грунт:

— Ну чего ты взорвался, Черников? Политрука нашего не знаешь?

— Нервы…

— А у меня не нервы? Ведь за все, что произошло, отвечать мне. Да и черт с ним. Отвечу перед командованием, а как мне перед собой ответить? Как себе найти оправдание? Как похоронки подписывать, да цинки в Союз отправлять? Или ты думаешь, у меня вот здесь, — он указал на левую сторону груди, — камень?

— Вы ни при чем.

— Командир всегда причем, Саша. И то, что разведка прозевала «духов», не оправдание. Я должен был просчитать потенциальную угрозу. Но не просчитал.

— Белоусов проводил разведку ущелья, и также не заметил признаков наличия здесь крупной банды…

— Ладно, Черников. Ничего уже изменить нельзя.

— Представляю, какую бумагу сбросит замполит в политотдел дивизии.

— Ничего он не сбросит! Без моего ведома. Иначе потом за моей спиной не спрячется. И получит по своей линии так, что мало не покажется. Если вообще не отстранят от должности. А ему это надо? Тебе же в любом случае уже ничего не грозит с его стороны. Ни с его, ни с какой-либо другой.

— Почему?

— Потому, что перед отлетом сюда зам. начальника штаба доложил, что на тебя приказ пришел. В течение трех суток ты должен убыть в распоряжение командующего ТуркВО и далее после отпуска в ЦГВ — Центральную группу войск, так что будешь спокойно чешское пивко попивать и Афган вспоминать. Впрочем, последнее для здоровья вредно, особенно для нервной системы. От пива же пользы особой нет, но все лучше, чем местную бурду жрать. Но перед тем, как начать сборы, ты должен положить мне на стол подробный рапорт о бое у Куншера.

— Положу, — сказал Черников. — Завтра. Сегодня, как доберусь до отсека, напьюсь в стельку.

— Считай, этого не слышал.

— Понял. Значит, и рота Владимирова понесла потери?

— Да, не слабо нас ужалил Абутияр. Интересно, он был здесь или отсиживается где-нибудь в горах?

— Это мы вряд ли узнаем. Опознать трупы «духов» после работы «крокодилов» невозможно.