Несколько дней спустя старая Марта оступилась на лестнице и упала. В доме была только Ева; услышав шум, она тотчас прибежала и увидела старую служанку, распростертую на лестничной площадке.

Падая, Марта вывихнула ногу в колене. Ева хотела помочь ей подняться, но не сумела: не хватило сил.

Тогда она решила осмотреть рану, как уже сделала однажды, когда больно было Сципиону, однако у Марты никакой раны не было. Оставалось дожидаться доктора; он никогда не отлучался из дому надолго и возвратился через несколько минут после несчастного случая.

Ева отлично узнавала шаги доктора и его манеру открывать и закрывать дверь. Она принялась громко звать на помощь, причем в голосе ее звучало гораздо больше тревоги и волнения, чем когда приключилась беда со Сципионом.

Доктор поспешил подняться наверх и, увидев, что Марта сидит на лестничной площадке, не в силах подняться, решил, что она не вывихнула, а сломала ногу.

Убедившись, однако, что дело обстоит не так плохо и перелома нет, он поднял старую служанку и отнес ее в комнату; Ева следовала за ним, а за Евой бежал Сципион.

Президента же шум падения испугал, и, бросив на произвол судьбы старую служанку, заботившуюся о нем с нежностью и заботливостью кормилицы, он выскочил в окно и устроился поодаль на крыше.

Ева до вечера просидела в комнате Марты и лишь на следующий день, когда старухе стало лучше, вернулась к своим обычным играм.

Мы уже сказали, что Антуан, имевший обыкновение трижды топать ногой на пороге и кричать: «Круг правосудия! Средоточие истины!» — завоевал расположение Евы, которая, однако, неизменно ограничивалась в сношениях с ним дружеским кивком головы; дальше дело не заходило.

Однажды Антуан вошел в лабораторию, когда девочка была там одна в обществе Сципиона; Жак Мере находился за стеной, в своем кабинете. Антуан топнул ногой, произнес сакраментальные слова; затем, поскольку на улице стояла нестерпимая жара и с него градом катился пот, а девочка была одна, позволил себе воскликнуть при ней:

— Черт возьми! Ну и жарища! Теперь бы пропустить стаканчик!

Зная, что девочка слабоумная, он был уверен, что она его не понимает. Взглянув на гостя, Ева увидела, что он раскраснелся и утирает пот со лба рукавом рубахи.

— Подожди! — сказала она ему.

К этому слову она, как мы знаем, прибегала уже давно, когда хотела привлечь чье-то внимание.

Она выбежала из лаборатории.

Изумленный водовоз замер в ожидании.

Мгновение спустя Ева возвратилась, неся в руках стакан холодной воды.

— Ах, барышня! — воскликнул Антуан. — Это очень мило с вашей стороны, но воды-то у меня у самого вдоволь, я ведь ее продаю.

Тут из кабинета, где находился Жак Мере, прозвучала короткая фраза:

— Ева, вина!

Хотя Ева, несмотря на неоднократные предложения Жака, никогда не пробовала вина, она видела, как его пьет доктор.

Она спустилась вниз и, рассудив, что, если человеку жарко, ему нужно поднести самого лучшего вина, и побольше, налила Антуану полный стакан бордо.

Увидев цвет поднесенного ему напитка, водовоз радостно ухмыльнулся. Затем, взяв стакан из рук Евы, он проглотил бордо залпом, даже не посмаковав, как если бы это было скверное вино из Сюрена или Аржантёя.

Ева радостно наблюдала за гостем.

Опорожнив стакан, Антуан подмигнул девочке и прищелкнул языком.

— Хорошо? — спросила Ева.

— Бархат! — лаконично ответствовал Антуан.

Затем он вылил принесенную воду из ведра в бак и удалился.

— Бархат? — спросила Ева у доктора, когда тот вошел в лабораторию. — Бархат?

Не будь доктор свидетелем диалога Евы с Антуаном, ему было бы весьма затруднительно ответить на вопрос своей воспитанницы.

Жак Мере достал из шкафа бархатный кафтан, дал девочке потрогать материю, а затем, нежно погладив себя по животу, повторил несколько раз:

— Бархат!

Тут Ева поняла, что Антуану было так же приятно пить вино, как ей, Еве, прикасаться к бархатной ткани.

Сделав это открытие, она до самого вечера не переставала радоваться ему.

В свой черед Жак Мере радовался ничуть не меньше Евы, ибо, вспоминая о занозе Сципиона, вывихнутой ноге Марты и стакане вина для Антуана, говорил себе:

— Она вырастет не только красивой, но и доброй.

Мало-помалу, причем гораздо быстрее, чем учится говорить маленький ребенок, Ева научилась выражать словами почти все свои мысли; правда, как все дикари, она неохотно употребляла глаголы в нужных временах, ограничиваясь по возможности только неопределенной формой, однако в общем с разговорами дело обстояло неплохо, не то что с чтением…

Интересовавшаяся всеми без исключения явлениями природы, спрашивавшая у доктора и немедленно запоминавшая названия всех окружавших ее предметов, Ева оставалась совершенно равнодушной к наукам.

Она от души презирала книги и все в них написанное.

Исключение она делала лишь для книг с картинками, да и то если Жак Мере отказывался объяснить ей содержание гравюры, которую она рассматривала, — а он время от времени поступал так, надеясь пробудить ее любопытство, — она, не ропща и не настаивая, переходила к следующему изображению. Доктор был в большом затруднении: он не знал, как бороться со столь вопиющим равнодушием.

Он много думал об этом, и наконец его осенила мысль, оказавшаяся, как выяснилось впоследствии, весьма удачной. Однажды, захватив с собою склянку с фосфором, он взял Еву за руку, спустился с нею в подвал и прикрыл дверь так плотно, чтобы свет вовсе не проникал в помещение, после чего кистью нарисовал на стене первую букву алфавита, которая тотчас засверкала перед глазами девочки.

Ева вскрикнула от испуга, однако, когда она увидела, что буква постепенно гаснет, страх ее тотчас прошел. Доктор начертил вслед за буквой а букву Ь, затем с, d и е.

На пятой букве он остановился.

— Еще! — потребовала Ева.

— Обязательно, — отвечал Жак, — но только после того, как ты повторишь и запомнишь наизусть эти.

И он снова начертил на стене букву а.

— Что это за буква? — спросил он.

Ева напрягла свою память и, следя за тем, как гаснет буква, произнесла:

— Это а.

Доктор улыбнулся. Способ возбудить любопытство Евы и приохотить ее к такому отвлеченному и трудному для детей занятию, как чтение, был найден.

Месяц спустя Ева уже умела читать.

С музыкой дело обстояло иначе.