– О, Стелла, я боюсь, что мои нервишки не выдержат, и я убью, сначала твою маму, потом себя, ну, а напоследок и тебя!

– Псих! – поморщилась Стелла…

– А почему бы вам, не уйти от матери на квартиру, – неожиданно вмешался в наш разговор профессор…

– Она помогает нам в сексе! – внезапно рассердилась на Цикенбаума Стелла…

– Ну, если помогает, то тогда конечно! – рассмеялся Цикенбаум…

– Арнольд Давыдыч, ну, я же говорил вам, что они все там чокнутые, и я сам с ними скоро чокнусь!

– Милый, наша мама не будет больше вмешиваться в нашу жизнь! – взмолилась Стелла, опуская глаза и плача, и прижимая руки ладонями к груди…

– Как ты можешь давать обещания за свою мать, – грустно поглядел я на нее, – разве ты можешь знать, что захочет твоя мать сделать с нами завтра… А вдруг она завтра захочет лечь с нами в постель и попытается соблазнить меня, чтоб показать тебе на мне как это делать?!

– О, Боже! – воскликнула Стела, – как ты только мог так подумать о моей матери!

– Но ей же надо как-то показать совершенство в сексе, а как она его нам покажет, одними только словами?! – усмехнулся я, выплывая из-под коряги…

– Между прочим, в его словах что-то есть, – сощурился с улыбкой Цикенбаум…

– Почему вы все время вмешиваетесь в наши дела?! – возмутилась Стелла…

– А разве твоя мамочка не вмешивается в наши дела?! – спросил я, выбрасывая корягу на берег…

– Аналогия – вещь необыкновенно хорошая в научных спорах! – заметил одобрительно Цикенбаум, – я всегда анализировал людей, особенно в сексе!

– И как вы их анализировали?! – заинтересовалась Стелла…

– Очень просто, обычно я дев кладу на спину, а потом…

– Можете не продолжать, профессор, – покраснела Стелла…

– А ваша матушка что-то подобное вам рассказывала?! – полюбопытствовал профессор…

– Ну, то мать, – вздохнула Стелла, – она даже часто стоит у нашей кровати, чтобы в нужный момент дать научно полезный совет!

– Н-да! Тяжелый клинический случай! – вздохнул глубоко Цикенбаум, – теперь я осознал всю суть вашей семейной драмы!

– А почему сразу драмы, – вспыхнула Стелла, – просто опыт есть у мамы, и она как всякий врач, хочет нам послать свой мяч!

– Интересная интерпретация вашей интимной коллизии! – радостно потер руки Цикенбаум…

– А я, между прочим, весь сырой, – сказал я, выходя из Оки…

– Ты еще и пьяный слишком! – заметила Стелла…

– В последнюю ночь, когда твоя мать осветила нашу оргию фонариком, я пожелал тут же напиться, но мне она не дала! Если ты помнишь, она до утра нам с тобой рассказывала об организации оргий в древнем Риме!

– Ну и что тут такого, – пожала плечами Стелла, – просто моя мама очень много знает и страстно хочет все накопленные ею знания передать нам, своим детям!

– Однако я ей не ребенок, и не ее ребенок я и вообще самостоятельный давно и просто взрослый мужик, мужчина, человек! – поднял я вверх свой указательный палец…

– Он прав! – похлопал меня по плечу Цикенбаум, – по видимому, ваша мама уйдя на пенсию, решила реализовать себя как сексопатолог в вашей семье!

– Ну и что тут такого плохого! – всхлипнула Стелла, – если она нам хочет одного только добра!

– Это друг мой, клиника! – шепнул мне на ухо Цикенбаум…

– Вы ненавидите нас! – крикнула Цикенбауму Стелла, – и поэтому все время настраиваете моего мужа против моей матери!

– Уймись, Стелла! Профессор только что просил меня, да что там, просил, он просто умолял меня помириться с твоей мамой!

– О, Боже, как хорошо, профессор! Простите, что я ошибалась в вас! – захлопала от радости в ладоши Стелла…

– Да, ладно, чего уж там! – сконфузился Цикенбаум, – все мы грешники, а поэтому должны любить друг друга, ну, и прощать!

– Ладно, Стелла, я вернусь домой, но с условием, что твоя мать больше не будет заглядывать к нам в спальню!

– Ну, ты же вроде бы привык! – неожиданно заупрямилась Стелла…

– Ты, что же, хочешь сказать, что мне приятно быть освещенным ее фонариком в самый неподходящий момент нашего с тобой оргазма!

– Ну, почему, неподходящий?! – глупо заулыбалась Стелла, – просто ей очень хочется нам помочь!

– В чем помочь, Стелла?! – закричал я…

– Ну, дорогой друг, ну, что ты так кричишь, – вмешался опять Цикенбаум, – ну, подумаешь, твоя любимая теща посветит на тебя один раз фонариком, ну и что-то полезное скажет своей дочурке, но у нее же кроме вас никого нет, а поэтому вы ей одинаково дороги, а уж, поскольку она еще сексопатолог, то она и хочет вам принести счастье с помощью своего профессионального опыта!

– Молодец, профессор! – Стелла от умиления даже расцеловала его всего…

А я опять нырнул в одежде в Оку, чтобы насладиться тишиной и покоем, и отсутствием всякого нужного смысла…

Я устал ото всех и хотел только одного, – погрузиться в спокойное течение Оки и ни о чем не думать…

Но ко мне неожиданно подплыла Стелла, и мы совокупились с ней прямо в воде, а Флора Робертовна стояла над нами с фонариком и приговаривала: Как прекрасно дети мои, вы все это исполнили, наконец-то я добилась от вас самого чудесного за все это время…

Профессор за ее спиной насвистывал марш Мендельсона, и махал нам обеими руками, часто показывая большим вытянутым пальцем жест: Здорово! Очень здорово, ребята! Очень здорово!…

Я хотел тоже что-то им всем сказать, но Стелла приложила свой палец к моим губам, и я вдруг почувствовал ее всю до самой прелестной глубины и тихо вскрикнул… И рыдал… А все смеялись и радовались… Аминь!…

Мы сидели с Цикенбаумом у Оки с бутылкой водки, двумя сардельками и батоном хлеба… Отсутствие дев, спокойное течение реки и едва выглядывающее из-за туч солнце склоняли нас к раздумиям и умного разговору…

– Н-да, – вздохнул Цикенбаум проглотив стаканчик водки и закусывая сарделькой с кетчупом, – вот так посидим с тобой и улетим куда-нибудь!

– А куда, Арнольд Давыдыч?! – вздохнул я в тон ему…

– Куда, куда?! Куда Бог пошлет! – сощурился на меня профессор…

– Значит, вы ничего не знаете, Арнольд Давыдыч?! – усмехнулся я…

– Ну, почему не знаю, – обиделся Цикенбаум, снова разливая по стаканчикам водку, – я, например, знаю, что Бог всех нас не просто создал…

– А что еще такое он учудил?! – улыбнулся я…

– Кажется, – и Цикенбаум снова выпил водку, опять кусая сардельку с хлебом…

– Так, что же вам кажется, Арнольд Давыдыч?!