– Вам, конечно вам. Кому же еще?

Голос у прака или прачки (не знаю уж, как будет правильней) на удивление тонкий и чем-то даже приятный. Так поет бензопила перед тем как вгрызться своими железными резцами в податливую древесную плоть.

– Спасибо. – Образина стыдливо потупила глазки и примолкла. Я же, воодушевленный тем, что меня до сих пор еще не съели, вновь принялся заливаться соловьем и заткнулся лишь тогда, когда громадные лапищи сгребли меня в охапку и прижали к могучему волосатому торсу, от которого здорово подванивало застарелыми потовыделениями. – Хароший чилавейко. Харрроший. Махама любить чилавейко. Чилавейко как?

– Илья.

– Махама любить Илья.

– Отлично, ну вот вы и познакомились. Как говорится: мир вам да любовь!

– Антонина Семеновна, это вы о чем?

– Да так, сам скоро все узнаешь. Давайте, заканчивайте свою семейную идиллию, пора выметаться, пока Симониус не прознал, откуда ветер дует.

Действительно. Пора бы. Я и сам конечно был не против, но прачка, похоже, и не думала отпускать свою добычу.

– Махама, – промычал? я стараясь, чтобы голос мой звучал как можно более проникновенно. Особенно этому содействовала подмышка существа, оказавшаяся в опасной близости от моего носа. – Симониус хочет убить меня. Нам нужно бежать, прямо сейчас. Поможешь?

Хоть я и не видел, но готов был поспорить на что угодно, что лоб этого несуразного гориллоподобного паукоида пошел морщинами от напряженной работы мысли.

– Симониус кормить Илья. Зачем Симониус убивать Илья?

– Симониус кормить Илья, а затем, когда Илья стать жирный, Симониус ловить Илья и есть!!!

На какое-то время прачка замерла, переваривая новую для себя информацию.

– Симониус есть Илья? – недоверчивым голосом переспросила она.

– Да.

– Симониус платить Махама – хорошо. Симониус есть Илья – плохо.

По всему видно было, что существо все еще сомневалось, явно не зная, что предпринять. Затем, когда отчаяние уже охватило меня, его конечности наконец разжались:

– Махама убить Симониуса. Махама убить всех, а потом Илья делать гнездо и высиживать много-много маленьких хнапиков!

* * *

– Илья? – На Эльвианору любо-дорого было посмотреть. Широко распахнутые глаза, в которых отражалось бы небо, окажись оно случайно где-то неподалеку, пунцовые от возбуждения щечки, ямочки на этих самых щеках, точеная фигурка, которую только подчеркивает пускай не роскошное платье, а всего лишь не первой свежести потяганная футболка, ноги… Эх, да что там, сегодня она превзошла даже саму себя, не говоря уже о… взгляд мой переместился чуть вправо, критически оценивая гигантскую трехногую особь, которая истуканом застыла у двери и злобными буркалами сверлила ту, ради которой я, собственно, и затеял нашу сомнительную компанию по освобождению.

– Я так и знала, что ты придешь!

– Подходи осторожно, не делай лишних движений. – Заметив, что девушка вскочила с кровати намереваясь меня обнять, я не на шутку струхнул. Кто знает, как отреагирует моя уродливая телохранительница на телесный контакт предмета своего обожания с особью противоположного пола?

– А что случилось?

– Потом, потом расскажу. Пойдем, времени совсем нет.

– Ну ладно, пошли. – Эльвианора послушно пристроилась рядом, приноравливаясь к заданному мной темпу движения, да время от времени бросая украдкой заинтересованные взгляды на моего то ли провожатого, то ли конвоира. Если честно, я и сам затруднялся определить текущий статус Махамы. Да, она была полезна. Не просто полезна – помощь ее была неоценима, в чем я воочию убедился увидев, как она голыми руками расправилась сразу с двумя охранниками Симониуса. Но… как-то уж очень зловеще прозвучал тогда этот намек на гнездо. Уж не придется ли мне и вправду собственноручно высиживать яйца этих самых хнапиков? Бред, конечно, но галактика велика и полна небывалых сюрпризов. Мало ли что? «А может быть она шутит?» – пришла в голову спасительная мысль и тут же упорхнула, стоило мне скосить глаза на хмурую физиономию прачки. Да нет, навряд ли.

Навигационная рубка транспортника оказалась пуста. Ни Симониуса, ни последнего из оставшихся в живых охранников в ней мы не обнаружили. Кораблем управлял автопилот, и здесь нам вновь очень пригодились штурманские навыки Антонины Семеновны. Буквально в считанные минуты старая карга умудрилась рассчитать новый курс (симбионт-лингвин почему-то в моем воображении всегда мне виделся именно таким), на этот раз, с нашего общего согласия, мы решили лететь на один из тритауриевых астероидов, в недавнем прошлом принадлежавший отцу Эльвианоры, Караму Беруспериону. Причина нашего решения была довольно проста: где-то глубоко в недрах этого астероида располагалась одна из старых военных баз, законсервированная еще со времен четырехсотлетней войны с анкарами и впоследствии надежно засекреченная. Еще в детстве отец, словно предчувствуя грядущие неприятности, несколько раз возил туда Эльвианору. Там же, в секции медблока, ей была внедрена и гипнограмма с личными кодами доступа ко всем мало-мальски значимым объектам, принадлежавшим в то время правящей династии.

База эта должна была стать нашим временным лагерем. Местом, где мы могли бы отдохнуть наконец от бешенной гонки, собраться с мыслями и решить каким образом мы будем спасать попавшего в переделку диктатора.

– И все-таки, куда мог подеваться Симониус? Капсулы спасательной на корабле нет, так что уйти он не мог. – По сути, я и не надеялся услышать вразумительного ответа.

– Не знаю. – Эльвианора беспомощно пожала плечами и замерла, задумчиво глядя в бездонную черноту космоса, что раскинулся за стеклом навигационной рубки во всей своей холодной безмятежности.

– Махама, может быть ты посмотришь?

– Хорошо. Махама искать Симониус.

Чуть помедлив, существо заковыляло к двери, напоследок одарив нас с Эльвианорой, не предвещающим ничего хорошего, взглядом.

– Антонина Семеновна, что вы думаете по поводу Махамы? – мысленно обратился я к лингвину, и вынужден был выслушать целую лекцию о малоизученной негуманоидной расе, населяющей один из рукавов галактики с таким труднопроизносимым названием, что написать его, а тем более выговорить, решительно не представлялось возможным. Оказывается, праки, как и люди, двуполы. На этом сходство заканчивалось, и начиналась уже полнейшая абракадабра. Самки, достигнув половозрелого возраста, ищут самца, способного высидеть и воспитать их потомство. Самцам, как правило, они остаются верны до самой смерти, ибо от природы являются существами настолько уродливыми, что даже мужские особи одного с ними вида стараются держать от них подальше, предпочитая сбрасывать свое сексуальное напряжение либо, так сказать, вручную, либо на представительницах (или представителях) местной флоры и фауны, которых угораздило оказаться в ненужном месте в ненужное время.

Бывают, бывают, конечно, и некоторые исключения (иначе праки уже давным-давно бы вымерли), но бедолаги, решившиеся на подобные эксперименты, чаще всего либо сами заканчивали свою жизнь самоубийством, либо просили помощи у сердобольных приятелей. В общем, по всему выходило, что вляпался я, благодаря инициативе Антонины Семеновны, в историю весьма и весьма нелицеприятную.