— Ну, дорогой мой узник, — сказал комендант, усевшись у его изголовья, — я вам уже говорил, что замок Сант'Эльмо имеет немаловажное значение в деле, которое должно завтра решиться.

— Стало быть, любезный комендант, вы пришли в такой поздний час, чтобы убеждать меня в своей прозорливости?

— Знаете ли, всегда приятно для самолюбия, если можешь сказать умному человеку: «Вы видите, я был прав». А потом, если мы отложим до завтра разговор о наших с вами делах, о которых вы не захотели потолковать сегодня вечером, — теперь я знаю почему, — если мы отложим, говорю я, этот разговор до завтра, то, может статься, будет уже слишком поздно.

— Скажите, дорогой комендант, произошло что-нибудь очень важное с тех пор, как мы с вами расстались?

— А вот, судите сами. Республиканцы, которые узнали каким-то образом мой пароль — «Позиллипо и Партенопея», подошли к часовому у ворот. Только тот, кому поручено было сказать пароль, смешал новое название города с древним и сказал «Неаполь» вместо «Партенопея». Часовой, который, вероятно, не знал, что это одно и то же, поднял тревогу. Началась стрельба, мои артиллеристы тоже дали залп — и попытка сорвалась. Так что, мой дорогой пленник, если в ожидании этого события вы легли в постель не раздевшись, то теперь можете раздеться и спать, если только не предпочтете встать и за этим столом поговорить со мною как с добрым другом.

— Что ж, давайте побеседуем, — отвечал Николино. — Соберите все свои козыри и выкладывайте карты на стол. Будем говорить!

— Вот как! — откликнулся комендант. — Легко сказать!

— Что за черт! По-моему, вы сами это предложили!

— Да, но тут требуются кое-какие разъяснения.

— Какие же? Говорите.

— Есть ли у вас достаточные полномочия для разговора со мной?

— Да, есть.

— Будет ли то, о чем мы с вами договоримся, подтверждено вашими друзьями?

— Даю слово дворянина.

— Стало быть, препятствий больше нет. Садитесь, дорогой узник.

— Уже сижу.

— Итак, господа республиканцы хотели бы иметь в своем распоряжении замок Сант'Эльмо, не так ли?

— После только что предпринятой ими попытки проникнуть сюда вы сочли бы меня лжецом, если бы я стал разуверять вас в этом.

— Предположим, некий мессир Роберто Бранди, комендант этого замка, уступил бы свое место и должность высокородному и могущественному синьору Николино из семьи герцогов Роккаромана и князей Караччоло, — что выиграл бы от этой замены бедный Роберто Бранди?

— Мессир Роберто Бранди предупредил меня, кажется, что он отец семейства?

— Я забыл сказать — супруг и отец семейства.

— Не беда, вы вовремя исправили свою оплошность. Итак, жена?

— Жена.

— Сколько детей?

— Двое, и прелестных, особенно дочь. Пора уже подумывать о ее замужестве.

— Вы сказали это, я полагаю, не потому, что имеете в виду меня?

— Я не столь честолюбив, чтобы метить так высоко. Нет, это просто одно из моих обстоятельств, которым я поделился с вами, потому что оно достойно вызвать ваш интерес.

— Прошу вас верить, что оно вызывает во мне сильнейшее участие.

— Стало быть, как вы считаете: что могут сделать республиканцы Неаполя для того, кто окажет им столь важную услугу, а также для жены и детей этого человека?

— Что сказали бы вы о десяти тысячах дукатов?

— Помилуйте! — прервал его комендант.

— Подождите же, дайте договорить.

— Это верно. Продолжайте.

— Я повторяю: что сказали бы вы о десяти тысячах дукатов вознаграждения для вас, десяти тысячах дукатов на булавки вашей жене, десяти тысячах дукатов для вашего сына и десяти тысячах дукатов на приданое вашей дочери?

— Сорок тысяч дукатов?

— Сорок тысяч.

— Всего?

— Да, черт возьми!

— Сто восемьдесят тысяч франков?

— Вот именно!

— Не находите ли вы, что для тех, кого вы представляете, недостойно предлагать не круглую сумму?

— Хорошо. Если, скажем, двести тысяч ливров?

— Что ж! Об этой сумме можно начать думать.

— И чем кончить?

— Ну, чтобы нам с вами не торговаться, остановимся на двухстах пятидесяти тысячах ливров.

— Недурная сумма — двести пятьдесят тысяч ливров!

— Недурное приобретение — замок Сант'Эльмо!

— Гм!

— Вы отказываетесь?

— Я размышляю.

— Вы понимаете, мой дорогой узник, народная мудрость гласит… Целый день мы с вами разговаривали пословицами. Позвольте же мне напомнить вам еще одну: обещаю, что она будет последней.

— Хорошо, я вас слушаю.

— Так вот: говорят, каждому человеку раз в жизни представляется возможность составить себе состояние и все дело в том, чтобы не дать этому случаю ускользнуть. Сейчас он мне представился. Я хватаю его мертвой хваткой и уж, черт побери, не выпущу.

— Мне не хочется вникать в эти соображения слишком глубоко, любезный комендант, — отвечал Николино, — тем более что я от души признателен за ваше доброе ко мне отношение; вы получите двести пятьдесят тысяч ливров.

— В добрый час!

— Только вы понимаете, что у меня в кармане их нет.

— Что вы, господин герцог! Если бы все сделки оплачивались сразу наличными, то, наверное, ни одно дело никогда бы и с места не сдвинулось!

— Значит, вам будет довольно моей расписки? Роберто Бранди встал и отвесил поклон.

— Мне достаточно вашего слова, господин герцог. Карточный долг — долг чести. А мы играем сейчас в крупную игру, потому что каждый из нас поставил на карту свою голову.

— Благодарю вас за доверие ко мне, сударь, — отвечал Николино с достоинством. — Я вам докажу, что заслужил его. А сейчас осталось только обсудить исполнение нашего замысла. Каковы будут средства?

— А вот тут я попрошу у вас, господин герцог, быть ко мне как можно более снисходительным.

— В чем же? Объяснитесь.

— Я уже имел честь говорить вам, что, поскольку я держу случай мертвой хваткой, я не выпущу его, прежде чем не составлю себе состояние.

— Да, но мне кажется, что сумма в двести пятьдесят тысяч франков…

— Это не столь уж большое состояние, господин герцог. Вы, располагая миллионами, должны это понимать.

— Благодарю.

— Нет. Мне нужно пятьсот тысяч франков.