Часто он задерживался дольше, чем было нужно для простого соития и короткого отдыха после него. Иногда он приходил вечером и оставался на всю ночь, и она стала мечтать о таких ночах и наслаждаться ими, не позволяя себе на них рассчитывать.

Он больше ни разу не приходил к ней пьяным, хотя порой и появлялся после полуночи, раздраженный пребыванием на каком-то светском приеме, куда ему вовсе не хотелось идти. Однажды он пришел к ней с покрасневшим носом, слезящимися глазами и лихорадочно горящими щеками.

– Я не смогу свозить тебя в Ричмонд, как обещал, Присс, – объявил он от дверей гостиной, отстраняясь от ее приветственно протянутых рук. Голос у него был гнусавым и прерывистым. – Я ужасно простужен. Как-нибудь в другой раз. Я еду домой, в постель.

– Джеральд, – сказала она, глядя, как он сутулится и дрожит, – здесь же есть кровать! А у тебя жар, бедненький ты мой. Иди и ложись, и позволь мне за тобой поухаживать.

– Я не хочу, чтобы ты заразилась, Присс, – возразил он. – Не подходи ко мне. Я приду к тебе достаточно скоро. Может, даже послезавтра. К этому дню мне уже должно полегчать.

– Ты приехал на двуколке? – спросила она. – Я попрошу Прендергаста, чтобы он отправил ее обратно. Проходи и ложись, Джеральд. – Она подхватила его под руку и повела в спальню. Он не сопротивлялся. – Я схожу на кухню и принесу миску с горячей водой, чтобы ты подышал паром. Тогда у тебя нос прочистится и ты снова сможешь дышать. А пока ты это делаешь, я разведу для тебя порошок, который поможет тебе заснуть. Давай, я помогу тебе снять сапоги.

Она надавила ему на плечи, усаживая на кровать.

– Я не хочу создавать тебе лишние затруднения, Присс, – сказал он.

Она поставила один его сапог на пол и взялась за другой. Присев у его ног, она подняла голову и улыбнулась.

– Ты никогда не создаешь мне затруднений, Джеральд, – заверила она его. – Мне будет приятно тебе помочь. Если бы ты был дома один, я бы только тревожилась.

Он не говорил ей, что не женат или что с ним не живут какие-нибудь родственники. Присс сама так решила, потому что он много раз оставался у нее на ночь, нисколько не беспокоясь о том, что кто-то может его хватиться. Она предполагала, что он живет в холостяцкой квартире с одним только камердинером.

Он шмыгнул носом.

– Проклятый нос! – пожаловался он. – Как бы мне хотелось его отрезать!

– Ты выглядел бы нелепо, – сказала она, легко прикасаясь к его щеке ладонью, и поднялась. – Я вернусь через несколько минут, Джеральд, и тогда смогу тебе помочь. Ты сам не заметишь, как согреешься и заснешь.

Он задержался у нее на два дня, и эти два дня стали для Присциллы сущим раем. Она почти не выходила из комнаты, в которой он лежал. Он разрешил ей хлопотать над ним, обнимать его и утешать, словно он был маленьким ребенком.

– Ты очень добрая, Присс, – сказал он, быстро обняв ее на прощание. – Я совершенно здоров.

– Ну еще бы! – улыбнулась она. – Ты был идеальным пациентом, Джеральд.

Она подхватила от него болезнь и сражалась с недомоганием у себя в спальне второго этажа, так что к тому времени, когдаДжеральдсновакней пришел, она уже вылечилась с помощью Мод.

Как-то утром он приехал, чтобы отвезти ее к модистке на Оксфорд-стрит и купить соломенную шляпку вместо ее старой, которая безнадежно испортилась, когда она попала под ливень. А потом он зашел с ней к ювелиру, чтобы купить браслет с бриллиантами и изумрудами.

– Но, Джеральд, – запротестовала она, – тебе не нужно покупать мне подарки! Ты меня полностью обеспечиваешь!

– Подарок – это просто подарок, Присс, – ответил он. – Это не плата за что-то. Я хочу, чтобы он у тебя был, вот и все. Мне нравится видеть на тебе красивые вещи.

Браслет был очень красивый. Он напомнил ей тот, который она получила от отца, когда ей исполнилось восемнадцать: тот браслет на всякий случай был положен в сейф с отцовскими ценностями, и она не смогла получить его обратно после смерти отца и Бродерика. В последний раз она видела его на руке жены кузена Освальда.

– Неужели ты плачешь, Присс? – изумленно спросил Джеральд.

– Да, плачу! – сказала она, рассмеявшись и решительно смахивая слезы со щек. – Он такой красивый, Джеральд! Благодарю тебя!

– Ну, – проговорил он с явным смущением, – по-моему, тебе в жизни нужно иметь хоть одну ценную вещь, Присс.

Он сунул руку в карман и вручил ей свой носовой платок.

Как-то вечером он взял ее в Воксхолл-Гарденз, и она танцевала под звездами и разноцветными фонариками, ела ветчину и землянику и пила вино, любовалась фейерверком и прогуливалась по главной аллее под руку с Джеральдом.

Она решила, что было бы лучше, если бы они не были частью компании, в которую входили трое знакомых Джеральда и содержанка одного из них. Молодой джентльмен без пары рассматривал дам поблизости от них и открыто комментировал их физические данные, не считаясь с чувствами двух женщин. А вторая женщина находила все забавным и не переставая хихикала.

Но Присцилла не позволила, чтобы это общество испортило ей вечер. Джеральд в основном ограждал ее от остальных. И она напомнила себе, что она такая же содержанка, как и вторая девица, так что ей не следует ожидать, что другие джентльмены будут обращаться с ней так же почтительно, как положено вести себя с леди.

Заведенный порядок ее жизни был по большей части благополучным, но со временем она стала испытывать легкое отчаяние. Светский сезон подходил к концу, начиналось лето. Джеральд не раз говорил ей, что лето он всегда проводит в деревне, в своем поместье Брукхерст. И этим летом он собирался поступить так же.

Лето обещало быть долгим и одиноким. И существовал вполне реальный шанс, что за те месяцы, которые Джеральд проведет вдали от нее, он решит, что она ему больше не нужна. Возможно, он уедет из Лондона – и она уже больше никогда его не увидит.

Эта мысль временами вызывала у нее панику и всегда приносила тупую боль ожидаемого одиночества и муки. Но Присцилла никогда не позволяла себе чересчур себя жалеть или предаваться отчаянию, размышляя о том, что могло бы быть и чего ей хотелось бы.

Она напоминала себе о том, чему она должна радоваться. По крайней мере она сможет провести все лето как самостоятельный человек. Если бы Джеральд не взял ее на содержание, ее лето не отличалось бы от прошлой зимы и начала весны. Она работала бы у мисс Блайд.

Лучше одиночество, чем это. Она заставила себя воспринимать свою жизнь там как терпимую, но теперь оглядывалась на нее с содроганием. Она недоумевала, как вообще могла мириться с таким унизительным существованием.

С некоторым изумлением она убедилась, что дух человека способен провести его несломленным даже через самые страшные испытания. И он, конечно же, поможет ей пережить несколько месяцев одиночества и отсутствия возлюбленного. А если в конце лета он решит, что она ему больше не нужна, она постарается как можно дольше прожить на те деньги, которые ей удалось накопить, и на ту сумму, которую он обязался ей выплатить по договору в качестве вознаграждения. А когда эти деньги закончатся, она предпримет все необходимые усилия, чтобы дождаться, когда ей исполнится тридцать лет и она сможет унаследовать состояние матери.