– Ты еще кто такая? – удивился Тихомиров. – И что в моем авто делаешь?

– Меня Марат прислал. Сказал, чтоб я вас ублажила со всем тщанием!

– Слушай, ты, жертва ГУЛАГа… – Максим хотел уже было выкинуть навязчивую худобину из салона, но вдруг передумал. В конце концов, хоть с кем-то переговорить о местных делах. Не с рыжим, так с этой, оба, поди, в одной кодле крутятся.

– Мне уже приступать? – Девушка наклонилась.

– Эй, эй, стой, подожди… Марат – это такой рыжий?

– Ну да. Иногда его так – Рыжий – и зовут, но он почему-то обижается.

– Ха, обидчивый, однако… А тебя, значит, за сигарету отдал?

– Так я столько и стою, – грустно призналась девушка. – Мальчики – те дороже. Ну? Начинать?

– Стой, стой… не поговорили еще. – Тихомиров закашлялся. – Ты вот что… спокойно посиди, ладно?

– Хорошо.

– И на вопросы мои отвечай. Вместо этого… чего ты здесь делать собралась, меня не спросив. Договорились?

– Ага. – Девчонка понятливо кивнула. – Только поговорить. Тогда спрашивайте побыстрее, у нас тут еще один клиент наклевывается.

– Подождет, – цинично усмехнулся Максим. – Я ж все-таки первый. Так вот, для начала вопрос конкретный – к Ульянке на машине проехать можно?

– К Ульянке? Наверное… Но объездная вся баррикадами перекрыта, да и все проспекты. И небезопасно на машине-то – разбойники. Шипы на дороге растянут – раз плюнуть.

– Хм… – Тихомиров озадаченно посмотрел на нее. – И что, совсем-совсем никак не проехать?

– Думаю, что никак. Да никто и не ездит. Если только по железной дороге.

– По железной дороге? – удивился Макс. – А что, неужели поезда ходят?

– Не поезда, дрезины – вагончики такие, с охраной. Про них только дачники знают – до Красного Села доезжают, или до Лигова… А там дальше – сплошной туман и обратка. Ну, вы знаете.

– Та-ак… Эти дрезины с Балтийского вокзала едут?

– Да вокзалы все давно разрушили, забыли, что ли? Здесь, на Ленинском, и сядете… Только… – Девчонка вдруг замолчала.

– Что «только»?

– Только тачку вашу никто стеречь не будет – разберут. Ну, если есть выходы на бензин, так любую подобрать можно, лишь бы ездила. Сейчас много брошенных.

– Спасибо, – машинально поблагодарив, Тихомиров тут же задал следующий вопрос, так сказать, общего характера: – Слушай, а что тут у вас… у нас вообще происходит? Ты вот сама-то как думаешь?

Девушка посмотрела на него, словно на умалишенного, и горько усмехнулась:

– А мне думать некогда – жратву да крышу над головой отрабатывать надо.

– А родители твои где?

– А нету! Они в районо работали… сразу всех и накрыло. Ладно, пора мне. Кривой Хасан простоев не любит.

– Кривой Хасан?

– Ну, мы под ним ходим, а он – под Евсеем. Ну, пока… Ежели что надумаете, заезжайте… всегда договоримся.

Выскочив из машины, девчонка тут же исчезла в арке. А Максим задумчиво потер виски – вот оно, оказывается, как! Ну, хоть что-то узнал важное – теперь дело за Леночкой, если она, конечно, не обманула. А похоже на то: что-то уже долго ее нет. Если обманула, так тогда чего ждать? Ну, спустилась бы, сказала по-человечески, мол, остаюсь с родным мужем… Чего уж! Бывает, и не в таких еще ситуациях люди сходятся, вон он сам с Олесей – живой тому пример. Тоже расставались, а теперь? Да уж – теперь. Интересно, что теперь… и с Олесей, и с пилотом, и с самолетом… Поскорей разобраться бы!

Дальше ждать стало уже невыносимо – ну в самом деле, что Леночка там делает-то? Чаи гоняет или… Немного – чисто из вежливости – поговорить да спросить адрес двоюродной тетки… или бабки, долго ли?

Черт! А ведь девчонка же говорила, что муженек ее бывший – козел, каких мало! Или козлом не обзывала? Но все равно, общий тон вскользь брошенной фразы был именно таким. А что, если сейчас…

Макс больше не думал – он действовал. Выскочив из машины, вбежал в темный и грязный подъезд. Лифт, конечно же, не работал… Сорок девятая квартира – так, кажется, говорила Леночка? Да, сорок девятая… Шестой этаж… или седьмой… Ладно.

Быстро преодолев лестничные пролеты, молодой человек обнаружил искомую дверь – естественно железную, с золотистыми цифрами «49». Конечно же, запертую… Макс прислушался – тишина. Да и не расслышишь тут ничего, пожалуй. Что ж…

Пожав плечами, Тихомиров громко и настойчиво постучал и стучал до тех пор, пока за дверью не послышался недовольный мужской голос:

– Кто?

– Конь в пальто! – подмигнув в глазок, с ухмылкой отозвался Максим. – Водопроводчик, не видно что ли? Всех проверяем!

– Водо… водопроводчик?

– Давай отворяй живей, тля! Кривой Хасан ждать не любит! – выкрикнув это фразу, Тихомиров злобно сплюнул на пол и для полноты впечатления пнул ногою косяк.

Дверь тут же и отворилась! Ну надо же, оказывается, имя Кривой Хасан здесь вроде «сим-сим, откройся».

– Вы бы так сразу и сказали, что от Хасана. – Возникший на пороге молодой человек лет двадцати пяти, этакий блондинчик с обложки модного «мужского» журнала, правда, уже малость потасканный и несколько побитый жизнью, поспешно посторонился. – Пожалуйста, проходите. У господина Хасана какие претензии? Я ведь вроде всегда исправно плачу.

– Вот именно, что «вроде». – Тихомиров нагло протопал в гостиную, явно носившую следы бывшего барства – высокие, с позолоченной лепниной потолки, бархатные портьеры, старинная, покрытая матово-черным лаком мебель, огромный, обтянутый коричневой кожей диван и такие же кресла. Да еще печка-буржуйка в углу, у окна.

В кресле и на диване, под висевшей на стене недурной копией картины ван Гога «Сиеста», развалились трое молодых бездельников, как видно дружки хозяина хаты, такие же «гламурные мальчики», и тоже – потасканного вида, одетые некогда с претензией, а сейчас, – увы, увы… И туфельки лаковые поцарапаны, и на локте дорогущего джемпера – дыра, и супер-пупер пиджак прожжен в двух местах сигаретой… Сигареты они сейчас и курили, курили с жадностью, а еще на большой, опрокинутой набок канистре, как видно, используемой здесь в качестве журнального столика, стояли початая бутылка водки и открытые банки консервов – «Сайра», «Килька в томате», «Завтрак туриста».

Канистра эта, а также отсутствие в шкафах посуды, книг и какой-либо антикварной мелочи красноречиво свидетельствовали о том, что хозяин сего жилища перебивается, так сказать, с хлеба на квас, пробавляясь не столько случайными заработками, сколько продажей – точнее сказать, обменом – имевшихся в квартире вещей.

Кому сейчас нужен антиквариат? Найдутся любители… это как в блокаду – кто-то с голоду помирал, а кто-то шикарные коллекции собирал и состояния сколачивал, выменивая на буханку хлеба или банку американской тушенки Коровина, Матисса, Кандинского. Вот так и сейчас, в коконе этом, тумане… Кому война, а кому мать родна!