Лицо Шарлотты оставалось спокойным, но Томас чувствовал, что она сердится, и не знал, по какой причине. Что ж, придется узнать, даже если это причинит ему боль: неведение хуже.

— Не говори со мной так, словно я ребенок, Томас, — тихо сказала она. — Я все прекрасно понимаю. И я считаю, что Доминик не убивал. По моему мнению, он боится, что это сделала она. Вот почему он сюда пришел.

Питт слегка прищурился.

— И чего он хотел от тебя?

— Чтобы я рассказала тебе, что выйдет не по справедливости, если ты продолжишь расследование, — тем более что ты даже не уверен, было ли совершено убийство.

— Ты думаешь, я поступлю несправедливо? — Теперь Питт напрашивался на ссору. Лучше узнать все сразу, иначе недосказанность дамокловым мечом повиснет над головой.

Шарлотта не ответила, прикусив язык, чтобы не сказать, что он глупо себя ведет. Ей очень хотелось, но она не посмела.

— Шарлотта! Ты считаешь, что я поступлю несправедливо из-за того, что это Доминик?

Она подняла глаза от платья Джемаймы, держа иголку в руке.

— Не обязательно кому-то поступать несправедливо, чтобы вышло не по справедливости, — ответила она довольно резко. Нет, Томас в самом деле нарочно ведет себя по-идиотски! — Все мы знаем, что может сделать с человеком подозрение. А на случай, если ты думаешь иначе, я сказала Доминику, что ты поступишь так, как сочтешь нужным, и я не смогу на тебя повлиять.

— О… — Питт прошелся по комнате и сел напротив жены.

— И тем не менее ты не любишь Доминика, — добавила она.

Томас, ничего не ответив, достал коробку, где хранил детали, из которых мастерил игрушечный поезд для Джемаймы, и начал ловко орудовать ножом. Он добился ответа, и на сегодня хватит. Жена все еще сердится, но теперь он знал, что это не из-за Доминика. Только это имело значение.

Он с удовольствием резал по дереву, потихоньку начиная улыбаться.

На следующий день Шарлотта решила сама заняться этим делом. У нее не было нарядных туалетов на зиму, но одно платье, хотя и вышедшее из моды, было ей к лицу. Оно прекрасно на ней сидело, особенно теперь, когда фигура ее стала такой же, как до рождения Джемаймы. Платье было винного цвета, который выгодно подчеркивал цвет лица и волос.

Шарлотта помнила, что сказала тетушка Веспасия о подходящем часе для визита, и истратила сегодняшние деньги, предназначенные для хозяйственных трат, на то, чтобы нанять кеб до Гэдстоун-парк. Нельзя, чтобы увидели, как она подъезжает на омнибусе.

Горничная удивилась при виде гостьи, но так как была хорошо вышколена, почти не подала виду. У Шарлотты не было визитной карточки в отличие от большинства светских визитеров, но она высоко подняла подбородок и попросила горничную доложить госпоже, что здесь миссис Питт по ее приглашению.

У нее отлегло от сердца, когда девушка провела ее в пустую гостиную, чтобы подождать, пока она сообщит леди Камминг-Гульд о визите. Вероятно, слово «приглашение» решило все дело. «В конце концов, — подумала девушка, — вполне возможно, что леди Камминг-Гульд действительно пригласила эту особу — ведь она несколько эксцентрична».

Шарлотта была слишком взволнована, чтобы сесть. Она стояла, так и не сняв шляпу и перчатки, с безразличным видом — на случай, если девушка войдет неслышно.

Когда отворилась дверь, на пороге стояла сама Веспасия. На ней было жемчужно-серое платье, и хотя ей было за семьдесят, она выглядела так великолепно, как и не снилось большинству женщин.

— Шарлотта! Как чудесно снова вас видеть! Ради бога, моя девочка, снимите шляпу и накидку! У меня в доме не настолько холодно. Вот так… Элиза! — В ее голосе зазвенели властные нотки, и горничная явилась мгновенно. — Возьмите накидку миссис Питт и принесите нам какой-нибудь горячий напиток.

— Чего бы вам хотелось, миледи? — Девушка выполнила ее приказание, приняв у Шарлотты ее вещи.

— Не знаю, — отрезала Веспасия. — Напрягите свое воображение!

Как только за горничной закрылась дверь, она уселась и принялась осматривать Шарлотту с головы до ног. Наконец она удовлетворенно хмыкнула и откинулась на спинку кресла.

— Вы превосходно выглядите. Пора заводить второго ребенка. — Это замечание заставило Шарлотту покраснеть. — Полагаю, вы пришли в связи с этим омерзительным делом о трупе? Старый Огастес Фицрой-Хэммонд… Он всегда был надоедливым и никогда не умел вовремя уйти, еще когда был жив.

Шарлотту одолел смех, возможно, это была разрядка после вчерашних треволнений, особенно после дурацкого вечернего разговора с Питтом.

— Да, — подтвердила она. — Знаете, вчера ко мне заходил Доминик. Он боится, что если продолжится расследование, это повлечет за собой сплетни и кривотолки.

— Вне всякого сомнения, — сухо произнесла Веспасия. — И главным образом, будут судачить о том, что Огастеса убил либо он, либо Алисия — или они вместе.

Она сказала это, ни минуты не задумываясь, и Шарлотта сделала напрашивающийся вывод:

— Значит, уже началось?

— Сплетничать будут непременно, — ответила Веспасия. — В это время года особенно не о чем говорить. По меньшей мере половина общества уже за городом, а те из нас, кто остался в Лондоне, скучают до отупения. А что может быть более волнующим, нежели любовная история или убийство?

— Это непорядочно! — Шарлотту возмутила бессердечность, с которой сплетники смакуют трагедию других людей.

— Конечно. — Веспасия посмотрела на нее из-под тяжелых век, в ее взгляде читались насмешка и сожаление. — Почти ничего не изменилось: люди по-прежнему жаждут хлеба и зрелищ. Как вы думаете, почему травили собаками медведей?

— Я надеялась, что мы чему-то научились, — возразила Шарлотта. — Мы же теперь цивилизованные люди и больше не бросаем христиан на арену к львам.

Веспасия подняла брови и сказала с бесстрастным лицом:

— Вы отстали от жизни, дорогая. Христиане остались в прошлом, теперь в моде евреи. Это их теперь бросают на арену.

Шарлотте припомнилась утонченная жестокость света.

— Да, я знаю. И, наверное, если под рукой нет какого-нибудь еврея, сойдет и Доминик.

В комнату вошла горничная с подносом. В серебряном кофейнике был горячий шоколад, на блюде — очень маленькие пирожные. Поставив поднос перед Веспасией, она ждала распоряжений.

— Спасибо. — Леди Камминг-Гульд взглянула на нее свысока. — Очень хорошо. Я позвоню, если вы снова понадобитесь. А пока что меня ни для кого нет дома.

— Да, миледи.

Девушка удалилась, очень сильно удивленная. С какой стати ее светлость так носится с какой-то там миссис Питт, о которой никто никогда не слышал? Ей не терпелось поделиться новостью с другими слугами. Может быть, кто-то из них знает, в чем тут дело?

Шарлотта отхлебнула шоколад. Она питала к нему слабость, но редко могла позволить себе его.