– В любом случае мы уже вовлечены в эту игру – в этом-то по крайней мере сомнений нет.

Она быстро проделала приемы восстановления спокойствия – два глубоких вдоха, произнесенная формула – и сказала:

– Я буду распределять комнаты. У вас есть какие-нибудь особые пожелания?

– Ты должна научить меня когда-нибудь, как это делается, – заметил он. – Как ты отбрасываешь тревоги и возвращаешься к повседневным делам. Надо полагать, Бене-Гессеритские хитрости?

– Женские, – ответила она.

Он улыбнулся.

– Так вот, что касается комнат: во-первых, мне нужен большой кабинет рядом со спальней. Бумажной работы здесь будет гораздо больше, чем на Каладане. Разумеется, помещение для охраны рядом. И это, пожалуй, все. О безопасности дома не беспокойся. Суфировы парни проверили каждую щель.

– В этом я не сомневаюсь.

Он глянул на наручный хронометр.

– И проследи, чтобы все наши часы установили по арракинскому времени. Я уже велел технику заняться этим…

Он отвел прядь волос у нее со лба.

– А теперь мне надо вернуться на посадочное поле. Второй челнок, с отрядами резерва, сядет с минуты на минуту.

– Разве Хават не может их встретить, милорд? У вас такой усталый вид…

– Бедняга Суфир занят еще больше меня. Ты же знаешь, планета просто кишит харконненскими интригами. Кроме того, я должен попытаться уговорить нескольких опытных искателей Пряности не покидать Арракис. Ты знаешь – при смене правителя планеты у них есть право выбора, а этого планетолога, которого Император и Ландсраад назначили Арбитром Смены, невозможно подкупить. И он разрешил им выбирать. Около восьмисот квалифицированных меланж-машинистов и рабочих собираются вылететь на челноке с грузом Пряности, а на орбите висит корабль Гильдии.

– Милорд… – Она запнулась, не решаясь продолжать.

– Да?

«Его не отговорить от попытки сделать эту планету безопасной для нас, – думала Джессика. – И я не могу применить к нему приемы Бене Гессерит!»

– В какое время вы желаете обедать? – спросила она.

«Она не это хотела сказать, – понял он. – Ах, Джессика моя! Если б можно было оказаться подальше, от этого ужасного места – вдвоем, без необходимости думать о безопасности, без всех этих забот и тревог!..»

– Поем в офицерской столовой на космодроме. – Он махнул рукой. – Вернусь поздно. И… да, я пришлю за Паулем машину с охраной. Я хочу, чтобы он присутствовал на совещании по вопросам нашей стратегии.

Он кашлянул словно собираясь сказать что-то еще, потом, не произнеся ни слова, круто развернулся и уверенными шагами вышел в вестибюль, откуда все еще доносились звуки разгрузки. Слышно было, как он говорит в обычной надменно-командной манере (он всегда так обращался к слугам, когда спешил):

– Леди Джессика в Большом зале. Иди к ней, немедленно.

Хлопнула наружная дверь.

Джессика повернулась к портрету отца Лето. Тот был написан знаменитым Альбе в зрелые годы Старого Герцога и изображал его в костюме матадора с ярко-красным плащом на левой руке. Его лицо казалось довольно молодым – едва ли старшие, чем Лето сейчас, и те же были у него ястребиные черты, те же серые пристальные глаза. Глядя на картину, она сжала кулаки.

– Будь ты проклят! Проклят! Проклят! – прошептала она.

– Что прикажете, высокородная госпожа? – Голос был женский, высокий и тягучий.

Джессика резко повернулась. Перед ней стояла угловатая седая женщина в свободном бесформенном платье уныло-бурого цвета. Она была такой же морщинистой и высохшей, как и все в толпе, встречавшей их утром на космодроме. Все жители планеты, кого я видела, подумала Джессика, были на вид какие-то иссохшие и истощенные. Лето, правда, сказал, что они очень сильные и жизнестойкие. И, конечно, у всех были эти необычные глаза – темно-синие глубокие провалы без капли белизны. Загадочные, таинственные глаза. Джессика заставила себя отвести взгляд.

Женщина неуклюже поклонилась – такой кивок могло бы отвесить боевое копье:

– Меня зовут Шэдаут Мэйпс, высокородная. Я жду ваших распоряжений.

– Можете называть меня «миледи», – сказала Джессика. – Я не высокородная. Я состою в конкубинате с герцогом Лето – я его официальная наложница.

Снова последовал тот же странный кивок, и женщина с какой-то двусмысленностью спросила:

– Значит, есть еще и жена?

– Нет и никогда не было. Я – единственная… спутница герцога и мать его наследника.

Говоря это, Джессика внутренне усмехнулась над гордыней, прозвучавшей в ее словах. Как там у блаженного Августина?.. «Разум приказывает телу, и тело подчиняется. Разум приказывает себе – и встречает сопротивление…» Да – и в последнее время это сопротивление растет. Придется мне потихоньку отступать…

С улицы донесся странный протяжный крик. И снова: «Су-су-суук! Су-су-суук! Икккут-эй!..» – и вновь: «Су-су-суук!..»

– Что это такое? – спросила Джессика. – Я уже слышала такой крик несколько раз, когда мы ехали по городу…

– Это всего лишь водонос, миледи. Торговец водой. Но вам не придется самой иметь дело с ними. Дворцовый резервуар рассчитан на пятьдесят тысяч литров и всегда полон… – Женщина взглянула на свое платье. – Видите, миледи, я даже могу не носить здесь дистикомб! – Она хихикнула. – И все еще жива! Живой человек без дистикомба!..

Джессика промолчала. Она колебалась, не зная, о чем можно спросить эту фрименку. Ей нужна какая-то информация, чтобы управлять женщиной… но еще важнее было навести порядок в новом доме. И ей было не по себе от мысли, что главным мерилом богатства здесь была вода.

– Мой муж говорил мне о вашем титуле – Шэдаут, – сказала Джессика. – Я знаю это слово. Оно очень древнее.

– Значит, вы знаете древние языки? – спросила Мэйпс и странно напряглась в ожидании ответа.

– Языки – первое, чему учат в школах Бене Гессерит, – ответила Джессика. – Я знаю бхотани джиб, чакобса, все охотничьи языки…

Мэйпс кивнула:

– Точно так, как сказано в легенде.

«Почему я участвую в этом мошенничестве? – спросила себя Джессика. – Но пути Бене Гессерит извилисты и запутанны, и кто восстанет против их силы?..»

– Мне ведомы Темные Знания и стезя Великой Матери, – промолвила Джессика. В поведении и внешности Мэйпс она прочла много сказавшие ей знаки уже более очевидные. – Мисецес прейя, – провозгласила Джессика на чакобса. – Андрал т'ре перал трада цик бускакри мисецес перакри…

Мэйпс на шаг отступила от нее, словно готовая бежать.

– Мне многое ведомо, – продолжала Джессика. – Так, я знаю, что у тебя были дети, что ты потеряла тех, кого любила, что ты вынуждена была скрываться и бежать в страхе, что, наконец, ты совершала насилие – и готова совершать его вновь, и совершишь еще; я многое знаю!