Отдыхать здесь приятно, но Элкинс и Бененсон выбрали Роатан прежде всего потому, что в местном аэропорту для нашего самолета и его секретного груза обеспечивалась более высокая безопасность, чем в аэропортах на континенте. Государственный департамент выдал двухнедельное разрешение на пребывание самолета за пределами Соединенных Штатов, но в документе оговаривалось, что самолет должен находиться в хорошо защищенной огороженной зоне и круглосуточно охраняться вооруженными людьми. Элкинс и Бененсон наняли с этой целью гондурасских военных.

Роатан находится в северо-восточной части страны и удобно расположен относительно Москитии: три участка, выбранные для картографирования, находились всего в часе лета от острова. Был только один недостаток: роатанскому аэропорту запрещалось иметь запасы авиационного керосина. Из-за наркотрафика в Гондурасе установили строгий контроль над расходованием авиационного топлива. Заправщики нередко похищались, водителей убивали, а топливо заливали в самолеты наркоторговцев. Предполагалось, что после каждой съемки, перед возвращением на Роатан, «сессна» будет приземляться для дозаправки в аэропорту Ла-Сейба на континенте.

Наш штаб находился на плантации попугайного дерева, на южном побережье. Мы разместились в нескольких бунгало с красными черепичными крышами, построенных у берега бирюзовой лагуны с пляжем из белого песка. Рядом с бунгало журчали фонтаны, шуршали листьями пальмы. В номерах имелись ванные, облицованные мраморной плиткой, кухни с гранитными столами и спальни, отделанные тропическими породами деревьев. Кондиционеры при желании могли опустить температуру до точки замерзания. Позади бунгало, среди бутафорских камней, водопадов, мостиков, клумб с влажными от росы тропическими цветами, обтянутых белоснежной материей беседок с шелковыми занавесками, колышущимися на тропическом ветерке, расположился огромный бассейн с пресной водой. В близлежащей гавани у причала стояли шикарные яхты, их сияющие на солнце борта омывались карибскими водами. Дальше, на холмах, там и сям виднелись белые виллы.

– Почему не жить в комфорте, если можно себе это позволить? – сказал Элкинс, когда мы собрались на трапезу под палапой[32] на берегу. Нам подали шейки омара, изжаренные на открытом огне. Мы смотрели на лагуну, в ночном небе сверкали звезды, волны шептали что-то, накатываясь на берег.

Однако эта роскошная обстановка только усиливала волнение, овладевшее членами экспедиции. По пути из Хьюстона крохотная «сессна» с лидаром застряла во Флорида-Кис – пришлось пережидать шторма, бушевавшие над заливом. Непогода могла затянуться на несколько дней. Бененсон и Элкинс каждый день платили тысячи долларов людям, которые сидели и ничего не делали. Это не устраивало никого.

NCALM отправил в экспедицию трех специалистов по лидарам: Хуана Карлоса Фернандеса Диаса, организатора работ и главного инженера по лидару, Майкла Сартори, завзятого скептика и специалиста-картографа, и Абхинаву Синганию, техника.

По счастливому стечению обстоятельств, Фернандес был гондурасцем по рождению. Он окончил Университет Флориды как специалист по системам геозондирования и, получив диплом с отличием, стал магистром делового администрирования в Католическом университете Гондураса. Кроме того, он участвовал в программе Фулбрайта. Знакомство с гондурасскими политиками и культурой, владение испанским языком, знание технологии лидара и обаяние делали его незаменимым членом экспедиции.

За прозаической внешностью спокойного тридцатипятилетнего инженера скрывался блестящий ученый с озорным чувством юмора. Он был дипломатичен, обходителен и никогда не раздражался, даже если вокруг творился ад, что во время экспедиции случалось довольно часто. Хуан Карлос с радостью принял участие в проекте, что сделало его кем-то вроде национального героя. «Тут наверняка вмешался обезьяний бог, – со смехом говорил он. – Иначе откуда взяться такой счастливой комбинации удачи, случая и судьбы, которая сделала меня участником экспедиции? Если ты гондурасец, в тебе сочетается много разных черт, унаследованных от испанцев и индейцев. Хотя у меня испанское имя, я знаю: без индейцев тут не обошлось». Он надеялся, что экспедиция пойдет на пользу его стране. «Народ Гондураса не имеет отчетливой культурной идентичности. Мы должны узнавать больше о нашем прошлом, чтобы будущее стало более светлым».

Сартори, напротив, не скрывал своего скептицизма: «Вы и в самом деле будете летать над этими бесконечными джунглями, обследуете эти участки, но вы ведь не знаете, что там есть. По-моему, это стрельба наудачу в темноте». Нелепая роскошь острова, контрастировавшая со скудными условиями научных экспедиций, к которым привык Сартори, лишь усиливала его недобрые предчувствия.

В состав экспедиции входили съемочная группа, фотограф и Том Вайнберг, сопродюсер фильма и официальный хроникер экспедиции. Семидесятидвухлетний Вайнберг, с его заразительным смехом, непокорной гривой седых волос и бородой, был мягким, приятным человеком. Он работал вместе с Элкинсом над проектом, связанным с поисками Белого города, с 1994 года. За долгую карьеру в кино и на телевидении он получил несколько премий «Эмми» и сделался легендой среди чикагских кинематографистов. В 1972 году он стал одним из основателей «Ти-ви-ти-ви видео»: эта студия выпускала документальные партизанские фильмы[33] на горячие темы, связанные с американской культурой и политикой. Позднее он создал Независимый архив «Медиа Берн», ставший задолго до появления Интернета хранилищем важных документальных фильмов, которые иначе были бы утрачены, включая большинство интервью Стадса Теркела[34].

Самым ярким членом группы был Брюс Хейнике, давний сотрудник Элкинса, в основном выполнявший роль решальщика. Я слышал от Стива много сочных рассказов о Хейнике и его приключениях и уже давно хотел с ним познакомиться. Я увидел Хейнике в палапа-баре перед обедом – тучного человека в панаме и расстегнутой гавайской рубашке, увешанного золотыми цепочками, с сигаретой в одной руке и стаканом пива в другой. На его лице застыло свирепое выражение. Он сказал мне, что недавно вернулся из аэропорта, «где пришлось подсунуть этим долбаным таможенникам „куклу“», чтобы они пропустили оборудование – компьютеры, видео- и кинокамеры, звуковое оборудование, треноги и все остальное. Даже получив добро от президента, приходилось раздавать взятки. «Им был нужен „банковский вклад“ в сто восемьдесят тысяч долларов, – сказал он, при этом его челюсть дрожала от ярости. – Говорили, что вернут деньги, когда оборудование покинет страну. Я им сказал: „Хер вам“. Но много кого пришлось подмазать». Когда я стал делать записи, он заявил: «Вы не имеете права опубликовать ни одного моего слова из того, пока я не дам разрешения». У него была чертова прорва всяких историй, но почти каждый раз, подходя к концу, он поднимал слезящиеся глаза, тыкал в меня пальцем и говорил: «Вы не имеете права записывать. Это не для записи».