— Вот, мистер Шмидт, двадцать… двадцать пять… двадцать восемь.

Она достала из кошелька крохотную пластинку, написала на ней цену и положила рядом с деньгами. Шмидт взглянул на пластинку и нацарапал голубым мелком, которым всегда пользовался, снизу букву «Ш». Если Майк будет ругаться, она покажет ему это — правда, такое почти никогда не помогало.

— Десять центов сдачи, — улыбнулся Шмидт и покатил монету к ней по прилавку. — Увидимся, Ширли! — крикнул он, когда она забрала пакет и направилась к дверям.

— Да, очень скоро, — сказал охранник, открывая дверь ровно настолько, чтобы она могла проскользнуть.

Когда она проходила мимо, он быстро провел рукой по ее спине и ягодицам, обтянутым узким платьем. Дверь захлопнулась, хохот оборвался.

— Теперь домой? — спросил Тэб, забирая пакет.

— Да… думаю, тоже на такси.

Он посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но передумал.

— Вон такси, — сказал он и повел ее по улице.

Сев в велотакси, она облегченно вздохнула; они, конечно, жлобы и вели себя сегодня, как обычно, зато ей не нужно ходить туда до следующей недели. И, как сказал Майк, не следует ожидать светских манер от мясников. Черт с ними, и с их грязными шуточками, и с анекдотами на уровне начальной школы! Здесь у них бывает хорошее мясо, не то что у других. Она приготовит Майку бифштекс, пожарит в жиру овсяные лепешки, и все будет хорошо. Тэб помог ей вылезти из велотакси и взял сумку.

— Поднять наверх?

— Пожалуй… и заберешь пустые бутылки из-под молока. В комнате охраны есть какое-нибудь местечко, где их можно оставить до завтра?

— Нет проблем. У Чарли есть шкафчик, мы оба им пользуемся. Я могу оставить их там.

В вестибюле было намного прохладнее, чем на улица. На лифте они поднимались молча. Ширли рылась в кошельке, ища ключ. Тэб пошел по коридору впереди и открыл наружную дверь, но внезапно остановился, и она едва не налетела на него.

— Подождите, пожалуйста, секунду, мисс Ширли, — сказал он, понизив голос, и бесшумно поставил хозяйственную сумку у стены.

— А что?.. — начала она, но он приложил палец к ее губам и указал на внутреннюю дверь.

Она была приоткрыта, а в дереве было выдолблено отверстие. Ширли не поняла, в чем дело, но что-то произошло. Тэб пригнулся, выставив вперед кулак с кастетом, открыл дверь и вошел.

Отсутствовал он недолго, но когда вернулся, то шел очень прямо, а лицо его ничего не выражало.

— Мисс Ширли, — сказал он, — мне бы не хотелось, чтобы вы туда заходили, но думаю, будет лучше, если вы все-таки заглянете в спальню.

Она испугалась, поняв, что произошло что-то ужасное, но послушно последовала за ним через гостиную в спальню…

Ей показалось очень странным, что вот она стоит тут, ничего не делает и слышит крик, пока не поняла, что это ее собственный голос, что это она и кричит.

Пока было темно. Билли Чун совершенно извелся от безделья. Он забился в угол, прислонившись к холодной стене подвала, и несколько раз почти засыпал. Но, когда в окне забрезжил рассвет, его вдруг охватил страх. А если его здесь найдут? Ночью все казалось легким и отлично спланированным. Как те делишки, которые обделывали «тигры». Накануне он купил старую стальную ось и за десять центов заточил конец.

Залезть в ров, окружавший здание, было проще простого, лишь бы никто не заметил. И Билли был уверен, что за ним никто не наблюдает, когда ломиком открыл окно в подвал. Нет, если бы его увидели, то уже давно бы схватили. А вдруг при дневном свете заметят следы от ломика на оконной раме? При этой мысли он вздрогнул и внезапно ощутил, как громко стучит сердце. Он заставил себя покинуть темный угол и медленно пробрался вдоль стены до окна. Он попытался что-нибудь увидеть сквозь покрытое пылью стекло. Перед тем как закрыть за собой окно, он затер грязью царапины, оставленные фомкой, — но достаточно ли этого? Единственным прозрачным местом на стекле было нарисованное сердечко, и Билли посмотрел в него. Царапины были едва видны, и он успокоился. Потом снова забрался в свой угол, но через несколько минут страх вернулся, еще более сильный, чем прежде.

В окно бил солнечный свет — когда же его обнаружат? Если кто-нибудь войдет, то сразу увидит его. Небольшая груда старых, покрытых паутиной дощечек, за которой он прятался, не скрывала его полностью. Дрожа от страха, Билли прижался к бетонной стене, да так сильно, что неровная, шероховатая поверхность впилась ему в кожу сквозь рубаху.

Интересно, который теперь час? Каждое мгновение казалось Билли бесконечным, и в то же время он чувствовал себя так, будто провел в этом подвале всю жизнь. Один раз за дверью послышались шаги, но прошли мимо. В течение нескольких секунд Билли дрожал и обливался потом. Он ненавидел себя за свою слабость, однако ничего не мог поделать. Его нервные пальцы расчесывали старую болячку на бедре до тех пор, пока он ее не содрал и не потекла кровь. Билли прижал к ране рваный носовой платок.

Покинуть подвал оказалось труднее, чем оставаться в нем. Нужно было выждать, пока жильцы уйдут на работу. Еще один приступ страха. Ждать пришлось долго. Наконец он решил, что безопаснее будет выйти. Засунув ломик за пояс шорт, он как мог отряхнулся от пыли и взялся за ручку двери.

Из дальней части подвала послышались голоса и стук молотка, но по пути к лестнице Билли никого не встретил. Поднявшись до третьего этажа, он вдруг услышал быстрые шаги — кто-то спускался. Он бросился вниз по лестнице и спрятался в коридоре. Это было последнее препятствие на пути к пятому этажу — и через минуту Билли стоял перед дверью с золотыми буквами «О’Брайен».

— Интересно, она все еще дома? — прошептал он и улыбнулся. — Сплошные неприятности, ты ведь потребуешь денег, — добавил он хриплым голосом. Он вдруг отчетливо вспомнил округлые груди, приподнявшиеся, когда она обернулась.

Когда наружная дверь открылась, в квартире раздался какой-то сигнал, как и в прошлый раз. Отлично, нужно убедиться, что внутри никого нет, прежде чем попытаться туда проникнуть. Прежде чем нервы у него сдали окончательно, он быстро вошел, затворил за собой дверь и прислонился к ней спиной.

В квартире кто-то мог быть. Он почувствовал, как при этой мысли на лбу выступил пот, и посмотрел на объектив телекамеры. Если она меня спросит, я скажу что-нибудь насчет «Вестерн-Юниона», насчет телеграммы. Стены крохотной пустой прихожей давили на него, и он переминался с ноги на ногу, ожидая треска в репродукторе.

Но все по-прежнему было тихо. Он попытался определить, когда пройдет минута, сосчитал до шестидесяти, решил, что считал слишком быстро, и сосчитал еще раз.

— Здравствуйте, — сказал он и на случай, если камера не работает, постучал в дверь, сначала очень робко, а потом громче, по мере того как росла его уверенность в себе. — Никого нет дома? — спросил он, доставая ломик и засовывая заточенный конец между косяком и дверью на уровне ручки. Крепко взявшись за ломик обеими руками, он нажал. Послышался легкий треск, и дверь распахнулась. Билли на цыпочках вошел в квартиру, в любой момент готовый повернуться и убежать.