— А как ты узнал об оружии? От девчонки?

— Нет, от Мартинеса, старика фермера, что живет рядом с моей гасиендой. Он был моим другом, а бандиты пытали его и бросили затем умирать, оставили, как подачку грифам. Мартинес слышал их разговор.

Эту ложь было невозможно проверить, да и кому в голову взбрело бы что-то проверять, тем более, что Мартинес уже был похоронен.

— Мартинес? Любитель животных?

Я посмотрел на президента с изумлением. Вот уж кто действительно умел удивить. Ведь прошло не меньше тридцати лет со времени его последней встречи со стариком, а он тут же его вспомнил.

— Да.

— А я и не знал, что он до сих пор был жив, — задумчиво проговорил президент. — Мы брали у него цыплят. Он, должно быть, совсем состарился.

Мы подошли к дверям таможни, и Хойос рванулся вперед, чтобы открыть их перед нами. Войдя, мы обнаружили за столами двух испуганных клерков.

— Мой кузен здесь? — спросил президент.

— Я... Я не знаю. — ответил один из них заикаясь, пытаясь оторвать от стула свой зад. — Позвольте мне сходить и...

— Я пойду сам!

Клерк в ужасе опустился на стул, когда президент стремительным шагом прошел мимо него в отдельный кабинет. Сквозь раскрытую дверь мне было видно, как начальник таможни вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

— Вон на том судне у причала — оружие! — прорычал ему в лицо президент.

Лицо кузена внезапно сделалось белым как мел.

— Я ничего не знал об этом, ваше превосходительство! Поверьте!

— Лжец! Предатель! У тебя здесь все грузовые документы, давай их мне! — Требовательно вытянув вперед правую руку, президент подошел к столу.

Вместе с Хойосом я вошел в кабинет как раз в тот момент, когда начальник таможни торопливо открывал ящики своего письменного стола. Один из ящиков застрял, потом, наконец, поддался, и его хозяин запустил внутрь руку. Послышался какой-то металлический звук, и прямо у меня над ухом раздался выстрел. Сила удара пули была такой, что тело начальника таможни отбросило к стене. Какое-то мгновение он еще пытался устоять на ногах, затем безмерное удивление в его глазах сменилось пустым, отсутствующим выражением, ноги подкосились, и он рухнул на пол.

Я повернулся к Хойосу. Из дула пистолета, который он держал в руке, поднимался дымок. На лице играла легкая улыбка.

— Он полез за оружием!

Я промолчал. Подошел к столу, перешагнул через мертвое тело и потянул на себя ящик. Внутри лежала толстая пачка документов, схваченных массивным металлическим зажимом.

— Вот оно, это оружие, — спокойно заметил я, подняв в воздух бумажную кипу.

По тому взгляду, которым обменялись президент и Хойос, я понял, что случившееся не имеет для обоих никакого значения. Кузен президента был мертв еще до того, как мы вошли в его кабинет. Я быстро просмотрел бумаги, но документов на интересующий нас груз не нашел.

Похоже, подумал я, в этой истории с оружием есть нечто, чего, по их расчетам, я знать не должен.

— И это мой кузен, — сказал президент. — Моя плоть и кровь.

Я посмотрел через стол. Если бы не черная траурная ленточка на рукаве, ничто бы в его облике не указывало на глубокую скорбь по поводу потери родственника. Я молчал.

— Ты оказался прав, — продолжал он. — Оружие доставлялось на судах. Никогда в жизни этому бы не поверил. Двоюродного брата поставил командовать портом. Но и он не оправдал моего доверия. Кому же верить?

И на этот раз у меня не нашлось ответа, хотя я знал его: до конца президент не верил никому, исключая, естественно, самого себя.

— Я отдал порт под юрисдикцию Хойоса, — сообщил он. — Армия сможет взять там все под свой контроль.

— А что с таможенниками?

— В тюрьме. Они были с ним заодно.

— Обнаружены доказательства?

— Обнаружено оружие, какие мне еще нужны доказательства? Ведь его должны были разгрузить здесь, как же они могли ничего не знать?

— А капитан? Как обошлись с ним?

— Мы его отпустили. Что еще оставалось делать? Позволить ему связаться с американским посольством и поднять вонь? В то самое время, когда ты пытаешься выбить из них двадцатимиллионный заем?

В этом заявлении была определенная логика. Сейчас нам никак нельзя было встревать в какие бы то ни было неприятности. Я поднялся и подошел к окну.

Судно все еще стояло у причала. Оно должно было сняться с якоря с вечерним приливом. Если бы эта посудина Кэмпиона была не под нашим флагом, мы смогли бы вообще закрыть порт. Но как это сделать для судов, над которыми гордо реет государственный флаг Кортегуа? Так что оружие будет продолжать приходить. И для того, чтобы остановить его, требовалось найти какой-то другой путь.

Президент встал рядом со мной.

— Не так-то это просто. Я посмотрел на него.

— В молодости мне казалось, что я знаю ответы на все мыслимые вопросы. А потом я очутился в этом дворце и понял, что готовых, быстрых ответов не существует вообще. Мелочи вырастают в чудовищные проблемы. Со всех сторон тебя толкают, торопят. Делай то. Делай это. Так. Нет, вот так. И все кончается тем, что ты испытываешь желание взять назад свои же слова, которые когда-то произнес не задумываясь, не представляя, что за ними может стоять. Человек вообще ничего не в состоянии понять до тех пор, пока не очутится в одиночестве на неуютной вершине власти. Только там до него начинает доходить, как же мало, в сущности, он знает.

— Я поговорю с Кэмпионом, когда приеду в Нью-Йорк. Может, он придумает что-нибудь, чтобы не допустить того, что мы имеем сейчас.

— Постарайся, — сказал президент, — но это вряд ли поможет. Каким образом Кэмпион лично сможет проверить все грузовые заказы, которые поступают на его суда? Ему же придется обшаривать каждый трюм, каждый кубрик. А если он и решится на это, то как долго он сможет продержаться в своем бизнесе?

— В любом случае, я увижусь и поговорю с ним.

— Я начинаю приходить к мысли, что у нас есть только один способ справиться с ситуацией. Мне придется самому возглавить армию и отправиться в горы, чтобы покончить с бандитами раз и навсегда. С каждым из них.

— Это не решение, — ответил я. — Вам придется убивать женщин и детей, а на это вы не можете пойти. Даже если это действительно единственный путь, весь мир в ужасе отвернется от нас.

— Знаю. Американцы заявят, что у нас диктатура, а Советы затрубят о «новой экспансии американского империализма». — Президент сделал глубокий вдох. — Не так-то все это просто. Я сижу здесь связанный по рукам в то самое время, как количество убитых или предателей растет с каждым днем. Единственное, на что я способен, — это защищаться, но никак не нападать. Игра в одни ворота.