Они услышали музыку до того, как увидели замок. Бой барабанов, рев рогов и вой волынок пробивались сквозь шум реки и стук лупившего по головам дождя.

— На свадьбу мы опоздали, — сказал Пес, — но пир, похоже, еще идет. Скоро я от тебя избавлюсь.

«Это я избавлюсь от тебя», — подумала Арья.

Дорога, ведущая в основном на северо-запад, теперь повернула строго на запад, между яблочным садом и полем прибитой дождем пшеницы. Миновав последние яблони, они поднялись на пригорок, и перед ними открылись оба замка, река и два военных лагеря. Сотни лошадей стояли в загонах, и тысячи людей толпились вокруг трех огромных шатров, обращенных к воротам замка. Робб разбил свой лагерь на более высоком и сухом месте, но разлившийся Зеленый Зубец подбирался уже и туда, угрожая крайним палаткам.

Здесь музыка из замков звучала громче. В ближайшем замке играли одно, в противоположном другое, и шум более напоминал битву, чем пир.

— Слушать противно, — заявила Арья.

— Должно быть, все глухие старухи в Ланниспорте заткнули себе уши. — Пес издал звук, могущий сойти за смех. Мне говорили, что Уолдер Фрей слаб глазами, но у него, видать, и со слухом неполадки.

Жаль, что теперь ночь, а не день. Днем, если бы выглянуло солнце и подул ветер, Арья смогла бы разглядеть знамена, поискать лютоволка Старков, или боевой топор Сервинов, или кулак Гловеров. А ночью все краски становятся серыми. Дождь сменился мелкой изморосью, переходящей в туман, но промокшие знамена по-прежнему висели как тряпки.

Лагерь плотно огораживала изгородь из телег, и здесь Клигана с Арьей остановил караул. Фонарь, который нес сержант, позволил Арье разглядеть, что плащ на этом человеке бледно-розовый, а у солдат на груди виднелась эмблема лорда-пиявки, ободранный человек Дредфорта. Клиган рассказал им ту же историю, что и рыцарю с вилами, но сержант Болтона оказался не столь сговорчивым, как сир Доннел Хэй.

— Солонина — не то мясо, что подают на господском свадебном пиру, — презрительно заявил он.

— Так у меня еще и свиные ножки есть, сир.

— Все равно. Пир уже идет к концу. А я не из этих молокососов, южных рыцарей — я северянин.

— Мне велено обратиться к стюарду или к повару…

— Замок закрыт, и господ беспокоить нельзя. Можешь выгрузить свой товар у шатров, вон там. Эль разжигает у людей голод, а старому Фрею свиные ножки ни к чему — они ему не по зубам. Спроси Седжкинса, он тебе скажет, что делать. — Сержант отдал приказ, и его люди откатили в сторону одну из телег, чтобы дать Клигану проехать.

Пес, щелкнув кнутом, направил лошадей к шатрам. Никто не обращал на них внимания. Они ехали мимо нарядных павильонов, чьи мокрые шелковые стенки светились, как волшебные фонари, от горящих внутри ламп и жаровен — розовые, золотистые, зеленые, полосатые, узорные и клетчатые, с птицами, зверями, шевронами, звездами, колесами и разными видами оружия. Арья заметила желтую палатку с шестью желудями, внизу три, над ними два, сверху еще один. Лорд Смолвуд, подумала она, вспомнив далекий замок, желуди и его хозяйку, назвавшую ее красивой девочкой.

На каждый шелковый павильон, однако, приходилось две дюжины простых холщовых палаток, где огонь не горел. Иные из них могли вместить два десятка пехотинцев, но пиршественные шатры все равно были больше. Попойка, как видно, шла уже несколько часов. Громкие здравицы и стук винных чаш смешивались с обычными лагерными звуками: ржанием лошадей, лаем собак, грохотом катящихся во тьме повозок, смехом, руганью, лязгом стали и треском дерева. Музыка здесь, под замком, стала еще громче, но под всем этим слышался грозный шум Зеленого Зубца, ревущего, как лев в своем логове.

Арья крутилась во все стороны, надеясь увидеть эмблему с лютоволком или палатку в серых и белых тонах Винтерфелла. На глаза ей попадались одни незнакомцы. Какой-то человек справлял нужду в тростнике, но это был не Элбелли. Из палатки со смехом выскочила полуодетая девушка, но палатка была бледно-голубая, а не серая, как сначала показалось Арье, и у мужчины, который выбежал следом за девицей, на дублете была рысь, а не волк. Четверо лучников под деревом натягивали навощенные тетивы своих длинных луков, но это были не люди ее отца. Дорогу им перешел мейстер, но он был слишком молод и строен для мейстера Лювина. В двух башнях Близнецов светились окна. Сквозь дымку дождя замки казались жуткими и таинственными, словно вышедшими из сказок старой Нэн, но это был не Винтерфелл.

У шатров толпа была гуще всего. Широкие полотнища были подвязаны кверху, и люди входили и выходили с рогами и кружками в руках, а иные и с женщинами. Клиган проехал мимо входа в первый шатер, и Арья увидела внутри сотни человек — одни сидели на скамьях, другие толкались у бочек с медом, вином и элем. В шатре яблоку негде было упасть, но это, похоже, никому не портило настроения. Замерзшая и промокшая Арья позавидовала им — там по крайней мере тепло и сухо, даже песни поют. Мелкий дождь у входа клубился от выходящего изнутри тепла.

— За лорда Эдмара и леди Рослин! — крикнул кто-то. Все выпили, и другой голос прокричал: — За Молодого Волка и королеву Жиенну.

Что это за королева Жиенна такая? Единственной известной Арье королевой была Серсея.

У шатров вырыли костровые ямы, поставив над ним навесы из досок и шкур для защиты от дождя. Но с реки задувал ветер, и влага все равно попадала в огонь, который шипел и дымился. Повара жарили мясо на вертелах, и от запаха у Арьи потекли слюнки.

— Может, остановимся? — спросила она Клигана. — Там внутри сидят северяне. — Она распознала их по бородам, по лицам, по плащам из медвежьих и тюленьих шкур, по здравицам и песням. Это люди Карстарков, Амберов и воины из горных кланов. — Спорю, здесь и винтерфеллцы есть. — Люди ее отца, люди Робба, лютоволки Старков.

— Твой брат в замке, и мать тоже. Ты хочешь к ним попасть или нет?

— Хочу. А как же Седжкинс? — Сержант велел им спросить Седжкинса.

— Горячую кочергу ему в задницу, твоему Седжкинсу. — Клиган огрел кнутом одну из лошадей. — Мне нужен твой проклятый братец, а не он.

Барабаны били не умолкая, и грохот отдавался у нее в голове. На хорах в дальнем конце зала завывали волынки, верещали флейты, пиликали скрипки и дудели рога, но барабанный гром перебивал все остальное. Музыка отражалась эхом от стропил, а внизу ели, пили и перекрикивались гости. Уолдер Фрей, должно быть, глух как пень, если терпит такую музыку. Кейтилин пригубила вино, глядя на Динь-Дона, скачущего под звуки «Алисанны». Она по крайней мере полагала, что это «Алисанна» — у таких музыкантов это в равной степени могло быть «Медведем и прекрасной девой».

Снаружи все еще шел дождь, но в Близнецах стояла духота. В очаге ревел огонь, на стенах дымно пылали многочисленные факелы, но основной жар шел от человеческих тел: гости теснились на скамьях так плотно, что всякий, кто хотел поднять свою чашу, толкал в ребра своего соседа.