F. C. Baur: Die christl. Lehre von der Versöhnung in ihrer geschichtl. Entw. von der ältesten Zeit bis auf die neueste. Tüb. 1838. 764 страницы. (См. pp. 23–67). Очень ученый, критичный и философский труд, но в духе гегелевского пантеизма.

L. Dunker: Des heil. Irenaeus Christologie. Gütt. 1843 (p. 217 sqq.; объективен).

Baumgarten Crusius: Compendium der christl. Dogmengeschichte. Leipz. 2nd Part 1846, §95 sqq. (p. 257 sqq.).

Albrecht Ritschl (профессор из Геттингена): Die christl. Lehre von der Rechtfertigung und Versöhnung, Bonn 1870, второе пересмотренное издание 1882, sqq., 3 vols. Первый том (656 стр.) содержит историю учения, но нашему периоду посвящено всего несколько вступительных страниц (стр. 4), в основном автор рассматривает теории об искуплении Ансельма, ортодоксальные лютеранские и кальвинистические и современные немецкие. Изначально Ритчль принадлежал к тюбингенской школе, но теперь идет независимым путем и большое внимание уделяет действию этических сил в истории.

Служение триединого Бога в Его самооткровении — это спасение, или искупление и примирение творения: в отрицательной форме это освобождение человечества от вины и власти греха и смерти, в утвердительной форме это наделение праведностью и жизнью в общении с Богом. Во–первых, следует преодолеть отчуждение между Творцом и творением; потом человек может двигаться дальше, к уготованному для него совершенству. Примирение с Богом — конечная цель любой религии. В язычестве оно лишь смутно угадывалось и ощущалось — или же предвосхищалось в извращенной, плотской форме. В иудаизме оно было обещано Богом, предсказано символически, подготовлено исторически. В христианстве оно явлено в объективной реальности, в соответствии с вечным промыслом любви и мудрости Бога, через жизнь, смерть и воскресение Христа, и постоянно проявляется субъективно в жизни людей, в церкви, через Святого Духа, через наделение дарами благодати при условии покаяния и веры. Христос является, исключительно и абсолютно, Спасителем мира, Посредником между Богом и человеком.

Апостольские писания в полноте своей богодухновенности повсеместно свидетельствуют об этом спасении через Христа как о живом факте опыта. Но требовалось время, чтобы глубокие идеи Павла и Иоанна были ясно осмыслены церковью; они и в наши дни не изучены до конца. Здесь опять опыт шел впереди богословия. Церковь с самого начала жила искупительной жертвой Христа. Крест управлял мыслями и поведением всех христиан, им питался дух мученичества. Но учителя ранней церкви больше наслаждались искуплением, выражая благодарение, нежели логически размышляли о нем. Когда они говорят об этой благословенной тайне, мы видим в их словах больше порыва и чувства, чем четких определений и проницательного анализа. Более того, это учение никогда не было, в отличие от христологии и учения о Троице, предметом особых споров внутри древней церкви. Во вселенских символах веры эта тема затронута лишь в общих чертах. В Апостольском символе веры она представлена в догмате о прощении грехов на основании богочеловеческой жизни, смерти и воскресения Христа. Никейский символ веры сообщает чуть более определенно, что Христос стал человеком ради нашего спасения[1133], умер за нас и снова воскрес.

Тем не менее все основные составляющие более позднего церковного учения об искуплении могут быть найдены — выраженные либо непосредственно, либо косвенно — еще до конца II века. Негативная часть учения, о поражении дьявола, правящего царством греха и смерти, естественно, привлекала больше внимания в период отцов церкви по причине продолжавшегося конфликта христианства с язычеством, которое рассматривалось как находящееся в полной власти сатаны и бесов. Даже в Новом Завете, особенно в Кол. 2:15; Евр. 2:14 и 1 Ин. 3:8, победа над дьяволом представлена как неотъемлемая часть служения Христа. Но идея эта развивалась в ранней церкви весьма своеобразным и в какой–то степени мистическим образом и в этой форме продолжала циркулировать, пока Ансельм, выдвинув свою теорию удовлетворения, не придал развитию учения новый поворот. Предполагается, что, когда наши прародители ослушались, сатана по закону получил право (справедливо или несправедливо) владеть человечеством и держал его в рабстве, в цепях греха и смерти (см. Евр. 2:14,15). Христос пришел к нам на помощь. Победа над сатаной теперь воспринималась то как внесение законного выкупа сатане посредством уплаты назначенной цены (смерти Христа), то как повержение обманутого сатаны[1134] — обманутого преднамеренно и заслуженно или же обманутого в результате его собственного самообольщения[1135].

Богословское развитие учения о служении Христа началось с борьбы против иудейских и языческих влияний одновременно с развитием учения о Личности Христа, неразрывно связанной с Его деяниями и составляющей их основу. Евионизм, в характерном для него деистическом и легалистическом духе, неспособен был поднять на должную высоту представления о пророческом служении Христа и представить Его как Священника и Царя — здесь Христос был всего лишь новым учителем и законодателем. Гностицизм, исходивший из натуралистических и пантеистических воззрений язычества, считал искупление физическим и интеллектуальным процессом, освобождающим дух из уз материи, этого предполагаемого злого принципа. Здесь человеческая жизнь и страсти Христа превращались в пустую показуху; Его смерть имела в лучшем случае символическую ценность. По этой причине даже Игнатий, Ириней и Тертуллиан, возражая докетистам, самым решительным образом настаивали на реальности человеческой природы и смерти Иисуса, как источника нашего примирения с Богом[1136].

У Иустина Мученика появляются следы учения об удовлетворении, хотя и в очень неопределенных терминах. Он часто прибегает к мессианской главе Исайи, Ис. 53[1137].

Анонимный автор послания к неизвестному язычнику Диогнету, которое иногда приписывали Иустину, но которое, вероятно, написано намного раньше, прекрасно и впечатляюще говорит о тайне искупления, из чего мы видим: христиане верой понимали суть проблемы задолго до того, как смогли логически ее проанализировать. «Когда наша греховность, — говорит он[1138], — достигла своего предела и стало ясно, что ее последствия, наказание и смерть, довлеют над нами… Сам Бог взял на Себя бремя наших преступлений. Он отдал Своего собственного Сына в выкуп за нас, Святого — за преступников, Безгрешного — за злодеев, Праведного — за неправедных, Нетленного — за тленных, Бессмертного — за смертных. Ибо что иное могло покрыть наши грехи, кроме Его праведности? Как иначе могли бы мы, грешные и нечестивые, быть оправданы, если не через Божьего Сына? О сладкая замена! О несравненное деяние! О блага, превосходящие всякое ожидание! Греховность многих скрыта праведностью Единственного, а праведность Единственного оправдала многих преступников!»