разгонять единственое сердце (почти наверняка „конское“, „людское“ просто не справится с такой нагрузкой), но можно представить и существование двух независимых кровеносных систем со своими сердцами (что, помимо прочего, сохранит кентавра в ясном сознании при тяжёлом ранении в круп, и, напротив, позволит ему не терять силы в ногах при ранении в верхнюю часть тела). На самом деле, такая система „двух кровеносных систем“ требует меньших изменений в организме (в исходных организмах), а потому представляется более вероятной. И, заметим в скобках, вполне объясняющей, зачем кентавру понадобились две пары лёгких. А вот чего представить никак не получается, так это единой кровеносной системы при двух сердцах: слишком большие проблемы с путями крови и скачками давления в сосудах тут возникают.

С детородными органами, да простится мне упоминание оных, всё просто: они остались только в „скотской“ части кентавра. (И потому бытовавшая среди школяров в дни моей юности фривольная, чтобы не сказать непристойная, гравюрка, изображающая кентавра, разом совокупляющегося и с амазонкой, и с её кобылой, свидетельствует лишь о безграничности эротических фантазий художника.)

Самое же интересное происходит с нервной системой. Удвоение подопечного тела неминуемого должно значительно увеличить нагрузку на мозг, и как бы хорошо он ни был развит у кентавров, справиться с ней ему было бы сложно. Решение тут видится в новейшем открытии мессира Де Карто, обнаружившем существование у живых тварей непроизвольных реакций, возникающих в ответ на тот или иной раздражитель. Усиление их роли (и даже возникновение их достаточно сложных цепочек) как минимум в „конской“ части тела должно принять на себя часть трудов по управлению телом, оставляя мозгу лишь „общие указания“. „Местные“ же решения останутся тогда за мозгом спинным (не необходимость ли принимать подобные породила известное крестцовое вздутие позвоночника, найденное в окаменелых костях дракона из Лемке?). И если представить на мгновение, что это действительно так, то нам придётся допустить также, что особенно заметно такой перенос решений в ведомство „заднего ума“ должен проявляться в моменты, требующие полной сосредоточенности, скажем, в бою или в гонках. Так что попавшаяся мне в упомянутом списке фраза, что в острых ситуциях полуконь может неожиданно взбрыкнуть, не слишком задумываясь о последствиях, вдруг обрела вполне конкретные основания…»

О генетической подоплёке Лунной болезни

В университетских (и хороших школьных) курсах генетики обязательно присутствуют задачи, больше напоминающие детективные головоломки: по расписанным проявлениям признаков родителей и их потомства понять, какие гены они несут, и дать прогноз на появление тех или иных признаков в будущем. Ну, там, «голубоглазая блондинка вышла замуж за кареглазого брюнета, возможно ли, чтобы кто-нибудь из их детей был голубоглазым блондином?» (ответ: да, возможно, но отнюдь не непременно, наличие известных голубоглазых блондинок/-ов среди предков мужа крайне желательно). Решать их бывает весьма и весьма увлекательно. А история Милики, Людвига и Михаэля Ротбартов, как она изложена в «Даннике Небельринга», уж очень напоминает условие такой задачи. Вызов был брошен… Вызов был принят.

Итак, таинственная Лунная болезнь. Как она передаётся и как могло произойти то, что произошло? Во-первых, эта болезнь наследственная. И, значит, она передаётся не с какой-нибудь заразой, а с собственными хромосомами человека, в одной из которых сидит дефектный ген. Таких генетически обусловленных заболеваний известно много, и ничего удивительного в них нет. Во-вторых, она сцеплена с полом. Женщины от неё не страдают сами, но могут передавать потомству. Больные мальчики погибают во младенчестве. Это тоже вполне понятная история: дефектный ген сидит не где-нибудь, а в половой X-хромосоме.

Напомним, как происходит наследование пола у человека (не прогуливавшие в школе биологию могут пропустить этот абзац). Вся генетическая информация человека записана в его 46 хромосомах, точнее, в 23 парах хромосом, причём в каждой паре одну хромосому человек получил от отца, а вторую – от матери. Обычно хромосомы в парах выглядят одинаково, но есть одно исключение: это пара половых хромосом. У женщин они, как и в прочих парах, не различаются по форме, крупные, и похожи на латинскую букву икс, X. Так они и называются, икс-хромосомы. У мужчин же половинки этой пары различны. Одна из них – всё та же X-хромосома, а вторая гораздо более маленькая, и напоминает букву игрек, y. То-есть у женщин мы имеем пару XX, а у мужчин Xy. При образовании половых гамет парные хромосомы расходятся по разным яйцеклеткам и разным сперматозоидам. И у женщин все гаметы несут по одной X-хромосоме, а у мужчин половина несёт X-хромосому, а вторая половина – по y-хромосомe. Так что при оплодотворении яйцеклетка всегда приносит X-хромосому, а вот сперматозоид либо вторую X-хромосому, и тогда родится девочка (XX), либо y-хромосому, и у родителей получится мальчик (Xy).

И вот среди генов одной из X-хромосом может притаиться вызывающая болезнь поломка. Для наглядности обозначим такую «поломанную» X-хромосому X*. И что же обычно происходит при рождении ребёнка с участием X*-гаметы? Если она встречает вторую X-хромосому, то получается женщина XX*. Причём сама она может быть абсолютно здоровой, ведь у неё в клетках есть вторая, «не поломанная» X-хромосома, которая и обеспечивает их нормальное функционирование. А вот у мужчин X*y такой компенсирующей хромосомы нет («здоровая» y-хромосрма тут не справляется, в ней гораздо меньше генов, чем в X-хромосоме, и нужного комплекта может просто не быть), и болезнь у них развивается во всей красе. Именно по такой схеме у людей передаётся, скажем, печально известная гемофилия. И именно с X*-хромосомой должна передаваться и Лунная болезнь.

Но постойте-ка… Чего-то тут не сходится. Ведь если женщина-переносчица имеет пару XX*, то у неё должны получаться гаметы не только X*, но и просто X, и тогда при браке с нормальным мужчиной (гаметы X и y) возможны дети XX (здоровая девочка), Xy (здоровый мальчик), XX* (девочка-носитель) и X*y (нежизнеспособный больной мальчик). Ну да, на Земле у гемофиликов так и происходит (ну разве что мальчики всё-таки выживают). Но вот в Миттельрайхе-то носителями оказываются все девочки, а летальные повреждения получают все мальчики… как же так?

И вот тут мы должны сделать предположение (вполне представимое теоретически), что при Лунной болезни зловредные свойства X*-хромосом начинали проявляться ещё на стадии гамет, до зачатия младенцев. X*-хромосома давала несущей её яйцеклетке (у взрослых мужчин, напомним, X*-хромосом быть не могло, ибо их носители не выживали) подавляющее преимущество, позволяя ей затормозить развитие соседних яйцеклеток (точнее, их клеток-предшественниц, но это сейчас не важно) с нормальными X-хромосомами. И тогда получалось, что у женщины-носительницы все яйцеклетки были X*, и, значит, при их встрече