— Так что же делать, лорд император?

— Торговаться… — начал Оситес.

— Нет! — ответил Рамсей. — Очалл использует это время для сбора сил. Он ничего не уступит, только будет играть с нами. Ты знаешь его, шаман. Разве я говорю неправду?

Оситес молчал. Потом заговорил так, словно слова вырывали у него пыткой:

— Я нарушу клятву, если поступлю, как ты хочешь. Тебе этого не понять. Существуют великие дела, в которые люди…

— Ты сказал, — прервал его Рамсей, — что в планы вашего товарищества входит охрана благополучия Улада. Хорошо. Где будет это благополучие, если Очалл добьется своего?

Лицо Оситеса потеряло угнетенное выражение; шаман распрямился, поднял голову, в нем снова ощущалась воля и решимость.

— Ты рыцарь, — сказал он. — Как рыцарь ты обладаешь силой, какой нет ни у кого, даже у Посвященных Рощи. Но недостаточная вера в себя может тебя ослабить. Ты должен отдать предстоящей битве все: тело, разум, душу. И правда такова, что ты можешь потерять тело и разум — насчет души не могу сказать. Первые два для нас постижимы, а душа выходит за пределы нашего понимания.

Если ты готов всем этим рискнуть, ты можешь одолеть Очалла. Но при этом нет никакой уверенности, что и ты не погибнешь. Я говорю это, потому что перед тобой опять выбор. И только ты можешь его сделать.

Рамсей оторвал взгляд от лица шамана. Тот говорил правду. Он смотрел на потолок над собой. Полностью отдать себя — никогда в жизни не приходилось ему делать такой выбор. И эта окончательность вызвала сопротивление части его сознания. Полностью он не понимал предупреждение Оситеса, но все равно его усталое тело охватил холод.

Когда он был провозглашен императором, он тоже сделал выбор, но тот выбор — лишь бледная тень по сравнению с этим. Он знал, что теперь возврата нет…

Но ведь он уже далеко зашел по этой дороге.

— Ты должен сказать… — говоря это, он не смотрел на шамана, продолжал смотреть вверх, — что мне нужно сделать.

— Ты должен противостоять Очаллу и как видящий сон, и как бодрствующий, — ответил Оситес. — В обоих плоскостях ты должен сопротивляться его силе, верить в себя, чтобы одолеть его. И никто не может тебе сказать, как это сделать.

Рамсей приподнялся. Усталость тяжестью навалилась на него, и он снова потребовал у шамана:

— Мне нужны силы…

Оситес кивнул.

— Вначале объединись со мной! — сказал он Дедану.

Шаман протянул руку, и Дедан с удивленным видом взял ее.

Тогда Оситес склонился к Рамсею и пальцами другой руки коснулся лба молодого человека.

И Рамсей ощутил приток энергии, вначале медленный, потом все более стремительный, этот поток вливался в его тело, прогонял вялость, которая охватила его после пробуждения.

Шаман разорвал контакт. Вставая, Рамсей знал, что готов как никогда в жизни.

— В лабораторию. — Он глубоко вдохнул. — Пусть придут стражники, которым ты больше всего доверяешь, — добавил он, обратившись к Оситесу. — А ты, друг, — он повернулся к Дедану, — стой у меня за спиной, с оружием наготове. Не стану отрицать: за этой стеной мы можем встретить смерть. Я не видел их оружия, а оно может быть еще хуже того, в Яснаби.

Дедан в волчьем оскале обнажил зубы.

— Друг. — Впервые обратился он с таким словом, как будто впереди действительно огонь. — Не трать слов на такой совет. Я готов. — И из-под груды подушек, на которой сидел, он достал ружье-игольник.

Снова по потайной лестнице они спустились во владения Мелколфа. Впереди Рамсей, рядом с ним Дедан, Оситес сзади, а за шаманом отобранные им стражники. Рамсей сразу направился к тайнику с полками.

— Сорвите полки, — приказал он. Один из стражников с помощью металлических полосок вырвал полки, обнажив камень за ними.

Рамсей закрыл глаза, вспоминая виденное во сне. Вот так… и так…

Он вытянул руки, расставил пальцы. Только так можно нажать на тайный замок.

За стеной — живое-мертвое лицо Теклы… угроза черного ящика. Рамсей боролся с этим видением. Он не должен сомневаться, не должен позволить страху помешать, ослабить его волю.

На камне, который он выбрал, ничего не заметно, но пальцами он ощутил два ряда углублений. Нажать… Плоть его словно отшатывается от грубого камня… Нажать…

Вместе со всей силой рук Рамсей напряг волю: ему показалось, что сопротивление камня подкреплено другой, более тонкой материей. Как будто Очалл и другие подкрепляют преграду своей силой воли.

Медленно, как во сне, камни повернулись, внутри показался свет. Рамсей сказал:

— Приготовьтесь!.. — Он нажал в последний раз и отскочил в сторону, чтобы не попасть под действие оружия, которым могут защищать этот проход.

Но не последовала ни вспышка пламени, ни снаряд. Подождав, он осторожно снова подобрался к отверстию, наклонился и заглянул в него.

За ним — нет, не пустота из его сна — какая-то дымка, не разбухший желтый туман, затянувший дюны Яснаби, но тоже непрозрачная.

Рамсей пробрался в отверстие и погрузился в эту дымку. На глаза он не может больше полагаться, но у него есть другой указатель. Какое-то неведомое чувство, то самое, что вело его во сне, говорит, что те, кого он ищет, здесь.

Выбравшись из отверстия, он остановился, подняв руки, чтобы предупредить нападение, медленно поворачивая голову справа налево. И тут же уловил мерцание, менее сильное, чем во сне, но тем не менее, как он догадывается, смертоносное.

За этим мерцанием враг, считающий себя в безопасности. Что-то в мерцании говорит, что это оружие — одновременно и оборонительное, и наступательное. А Рамсею нужно преодолеть эту неведомую силу, подавить сопротивление, предупредить нападение.

Он сделал один шаг, другой в туман. Идут ли за ним, он не знал. Все чувства: пять телесных и одно новое, чувство сознания, — устремлены вперед, на то, что перед ним.

В тумане видна какая-то фигура. Рамсею показалось, что он видит угол обменника. Но он не слышит ни звука. Если враги скрываются здесь, они действуют как кошки: сидят неподвижно, ожидая, пока добыча подойдет на удобное для удара расстояние.

Мерцание — оно играет с его сознанием — ослабляет волю. Есть только один способ добраться до врага — выманить его из засады на открытое место. Туман клубится… Приближается к нему эта фигура или показалось? Рамсей взглянул на край обменника, сосредоточился на нем, чтобы собраться с силами. И снова посмотрел на переливающуюся изменчивую фигуру, а она устремилась к нему, заглядывала не только в глаза, но в мозг, пыталась закутать в свою паутину, парализовать волю.

За этот свет, тянись за этот свет!

Он знал, что так нужно сделать, но достичь этого…

Рамсей пытался разглядеть что-то за мерцанием, убрать его, не обращать внимания, как не обращают внимание на стекло окна. Он должен разорвать это мерцание, но оно не дает ему сосредоточиться, и он видит только его. Во внезапном озарении Рамсей закрыл глаза. Видеть сон — приказал он своему сознанию — ВИДЕТЬ!