– Спецэскадрилья «Ре» в составе шести специально модифицированных высотных бомбардировщиков, взлетев с территории Социалистической Империи, подойдет к Оаху на высоте двенадцать тысяч метров и сбросит двенадцать трехтонных бомб в район базы.

– Они смогут преодолеть шесть с половиной тысяч километров с таким грузом? – изумился министр флота Есидо Дзэнго.

– И вернуться, – Тимошенко утвердительно кивнул.

– Но всего двенадцать бомб, пусть даже трехтонных, не нанесут фатального ущерба такой большой базе, как Перл-Харбор, – возразил один из адмиралов. – Мы хорошо знаем возможности таких боеприпасов, так как испытывали их в ходе подготовки к войне. Или это химическая бомба с каким-то новым типом отравляющего вещества?

– Возможно, имеются в виду те виды оружия, которые разрабатывал полковник Исии Сиро? – поинтересовался генерал Котохито. – Два года назад его командировали к северным братьям, и как сообщали, он работает в Ренинграде, в Институте экспериментальной медицины…

– Никак нет. – Маршал едва заметно улыбнулся. – После бомбардировки уже не понадобится никакой десант. Вся база будет фактически уничтожена. Долговременных поражающих факторов нет, это не отравляющие вещества, но эффект для построек и кораблей будет разрушительным. – Маршал подумал немного и добавил: – Кроме того, ничто не мешает нам сделать бомбовый удар первой стадией, после чего вы сможете оценить его эффект и принять решение о продолжении операции.

Ничего не понявшие из такого объяснения генералы и адмиралы, не посвященные в тайны планирования Большой Стратегии, растерянно смотрели на Сына Неба, все так же неподвижно сидевшего на своем месте. Наконец император Хирохито соизволил успокоить своих верноподданных. Он поднялся с места и подошел к Тимошенко. В наступившей тишине явственно прозвучал его высокий, чуть хрипловатый голос:

– Наши северные братья, руководимые нашим другом и братом Старин-сан, предлагают нам свой меч, чей удар позволит сберечь многие и многие жизни детей Ямато. Для нанесения удара по длинноносым варварам, что не осмеливаясь открыто напасть на наши победоносные войска, бьют исподтишка, точно воры в ночи, сформирована специальная эскадрилья «Ре», которая и нанесет первый удар по вражескому гнезду.

Он помолчал, давая присутствующим время осознать, что это не вопрос для обсуждения, а окончательное решение, которое никому не по силам изменить. Затем Хирохито продолжил:

– Соединенная эскадрилья «Ре» будет держать связь с десантными силами и флотом. Сыны Аматэрасу прошли подготовку вместе с северными братьями на полигоне в… – Тут он споткнулся на сложном слове, напрягся и тщательно, по слогам выговорил: – Се-ми-па-ра-ти-ни-дзе-ке, в Великой Западной Степи. И да осенит великая Аматэрасу оомиками путь своих детей, что уверенно идут по пути всеобщего мира, равенства и процветания…

Эскадрилья «Ре» – шесть высотных бомбардировщиков АНТ-403, поднялась с аэродрома Мацуда близ Иокогамы, пробежалась тенью над зарослями барбариса нандина[457], мимолетно отразилась в водах реки Цуруми и взяла курс на крошечный тихоокеанский островок. Луна светила ярко, и экипажам не было нужды пользоваться ночеглядами. Взлетев четвертого августа, они пересекли линию смены дат и попали, словно на машине времени, в третье августа.

На борту каждого самолета кроме дополнительных топливных баков было всего лишь по две гигантские бомбы, которые к тому же находились фактически на внешней подвеске – в специально сделанных углублениях фюзеляжа.

Долгий перелет даже для опытного экипажа был непростым, но в туполевских «Антонах», кроме обычных удобств типа туалета, были даже кухня и отсек для отдыха, а также довольно обширная кают-компания. Порой Каманин, который вел головную машину, забывал о том, что они в воздухе, потому что кроме гула двигателей и редких воздушных ям, ничего не говорило о том, что полет продолжается. Не было даже необходимости дышать через кислородный аппарат, так как вся кабина представляла собой герметичный отсек.

Через четырнадцать часов полета штурман эскадрильи подполковник Гатин щелкнул тангентой СПУ.

– Командир, три минуты до цели.

Второй пилот, сеса Есихара Сога, уточнил:

– Обратный отсчет начинать, Каманин-сан?

– Хай, – кивнул головой командир, и Сога включил секундомер, периодически рыча японские числительные в микрофон.

Генерал-майор Каманин посмотрел вниз, но кроме белесой дымки не увидел ничего. С высоты в двенадцать километров даже линкор был бы просто незаметным пятнышком на фоне огромного Тихого океана, но снижать высоту категорически запрещалось. Об этом генерал-лейтенант Новиков предупредил особо. Теперь опытнейшему летчику предстояло буквально попасть ниткой в игольное ушко, причем с разбега.

Пискнул датчик облучения радиолокатором, но Николай Петрович не обратил на это никакого внимания. Нет на такой высоте никаких истребителей.

– Всем. Освободить главные стопора груза.

Два свободных члена экипажа, одетые в портативные дыхательные аппараты, через тамбур шлюза перешли в грузовой отсек.

– Главные стопора сняты.

– Готовность к сбросу – одна минута. Пятьдесят девять секунд, пятьдесят восемь…

Оператор бомбометания не отрываясь смотрел в коллиматорный прицел, где по океанской глади скользила рубиново-красная точка, и стоило ей коснуться пятнышка бухты, четким движением нажал кнопку общего сброса бомб всей эскадрильи.

Двенадцать бомб, похожие на белых акул из-за сплющенного корпуса и широких плавников-стабилизаторов, рухнули вниз. Каманин сразу же толкнул сектора газа вперед, увеличивая скорость и, не сворачивая, начал уводить эскадрилью как можно дальше.

Бомбы достигли острова практически одновременно, и тридцать шесть тонн аэрозоля горючей смеси взметнулись, накрывая половину Оаху, а через мгновение сработали детонаторы.

Облако взрыва накрыло бухту и прилегающую часть острова и вызвало детонацию складов со снарядами, что дополнительно усилило разрушения.

Увидев вспышку, разметавшую дымку, Каманин нажал клавишу, и в эфире зазвучали такты «Москвы майской»:

Японский разведчик, в нарушение всех приказов подошедший к островам на пять километров, просто смахнуло с неба как муху, а пару, находившуюся дальше, помотало, словно в блендере, и когда японские летчики восстановили управление, в их ушах все еще стоял чудовищный грохот взрыва.

Тюдзю Нобутаке Кондо поднес к уху протянутую ему гарнитуру. Через легкие шипение и похрипывания явственно слышалось:

Тюдзю удовлетворенно вздохнул, слушая чужие слова, и поднял руку: