— Что? — спросил Ксавьер. — Это предсказание или что-то в этом роде?

— Нет, прекрасный конь, я не одарена Зрением, но у меня есть река веры и гора веры в моих дам. А теперь хватит болтать и давайте отправимся в путь. — Джеральдина скрылась в деревьях, а я бросил взгляд на ее удаляющуюся спину.

— Куда, блядь, ты нас ведешь? — спросил я.

— Я полагала, что вы хотите навестить свою мать, — ответила она, не удосужившись посмотреть на нас, и я обменялся более взволнованным взглядом с Ксавьером, прежде чем скрыться в деревьях вслед за ней.

— Правда? — спросил Ксавьер, торопясь догнать Джеральдину и заставляя меня тоже ускорить шаг.

— Конечно. Мой дорогой папочка ждет нас, и он позаботился о том, чтобы за ней хорошо присматривали во время ее пребывания в нашей обители. Я уверена, что вы будете очень рады увидеть, как хорошо она себя чувствует, — объяснила Джеральдина, и я очень надеялся, что это правда, потому что наша мама заслужила шанс быть счастливой после стольких лет, проведенных в цепях с этим чудовищем, за которым она была замужем.

Мы не отставали от Джеральдины, когда она направилась через деревья к бреши в заборе, и я подтолкнул брата, привлекая его внимание.

— Чем она заманила тебя в лес? — спросил я его, зная, что его инстинкты не заставили бы его следовать за сокровищами так, как делали со мной.

— О, эм… — Ксавьер слегка покраснел, а я достаточно мудак, чтобы не отпустить его с крючка, и ждал, пока молчание не затянется, прежде чем он признает правду. — Морковка.

Я рассмеялся, и он тоже усмехнулся, доставая из кармана сочную оранжевую морковь и ухмыляясь, когда откусил от нее большой кусок.

Когда мы вышли за ограждение, Джеральдина достала из кармана немного звездной пыли и, взметнув ее в небеса, опустила нас на землю перед владениями своей семьи. Это была огромная белая усадьба, расположенная среди сада, наполненного всеми видами деревьев и кустарников, которые только можно себе представить, а благодаря использованию магии земли, которую применяли эксперты, цветы цвели, несмотря на то, что сейчас зима, и все вокруг было наполнено цветом и жизнью.

Джеральдина провела нас через ворота, используя свою магическую подпись, открывая их и объясняя, что они дали сотрудникам выходной, дабы скрыть наш визит, пока мы шли по гравийной дорожке.

По мере приближения к месту, где пряталась наша мама, меня охватывало предвкушение, я сожалел, что не смог придти раньше, и старался не думать обо всем том ужасном дерьме, через которое она прошла.

Мы вошли в дом, и я с удивлением обнаружил, что, несмотря на его огромный размер, он оказался по-домашнему уютным, с теплыми деталями и запахом свежеиспеченного хлеба в воздухе. Я знаю, что Хэмиш Грас один с тех пор, как много лет назад умерла мать Джеральдины, поэтому я догадался, что у него есть кухонный персонал, который готовит вкусно пахнущую еду, и я надеюсь, что нас накормят, пока мы здесь.

Джеральдина сняла туфли и бросила на нас укоризненный взгляд, который заставил нас последовать ее примеру, прежде чем мы углубились в дом по узкому коридору.

Запах готовящейся еды становился все сильнее, чем дальше мы продвигались, а звук смеха вызвал улыбку на моих губах. Это место было не просто домом, как тот, в котором мы выросли, — это настоящий дом. И я обнаружил, что мне очень нравится мысль о том, что моя мама здесь.

— Не дразни меня, Китти, — донесся до нас раскатистый голос Хэмиша Граса из-за открытой двери в конце коридора. — У меня от тебя слюнки текут, и я хочу попробовать.

Я сморщил нос, гадая, трахает ли отец Джеральдины кого-то из своих сотрудников, а потом удивляясь, какого хрена Джеральдина все еще идет прямо к двери, из-за которой доносится звук.

— Ты испортишь предвкушение, — раздался мамин голос, и я нахмурился еще больше.

— Ты же знаешь, что я не могу ждать, я такой нетерпеливый дикобраз, — простонал Хэмиш.

— Тогда открой рот, — сказала мама с тихим смехом, и я зарычал, проходя мимо Джеральдины с намерением оторвать голову ее отцу. Моя мама приехала сюда, чтобы спастись от развратных стариков, а не стать жертвой еще одного.

Я распахнул перед собой дверь и громко зарычал, когда мой взгляд упал на маму, стоявшую возле печи, и на Хэмиша Граса, который сидел на стуле возле деревянного обеденного стола, накрытого на пятерых. Он был крупным мужчиной, плотным, с блестящей лысиной, черными пышными усами и густыми бакенбардами, которые, безусловно, можно было сбрить. Хотя ему каким-то образом удавалось выглядеть так, словно «мне все по барабану».

Он откинулся на стуле и открыл рот, а мама бросила ему кусочек хлеба, который он поймал зубами, как собака, и широко ухмылялся, жуя.

Пока я пытался понять, что за херню я наблюдаю, мама повернулась, посмотрев на меня и с восторженным визгом бросилась через всю комнату, чтобы обнять меня.

Я опомнился слишком поздно и обнял ее в ответ, улыбаясь, когда она крепко прижала меня к себе, и пытаясь привыкнуть к разнице в ее облике с тех пор, как она освободилась от контроля отца. Моя грудь сжалась при мысли о всех годах, которые мы упустили. Мне не хватало любви, пока он скрывал ее от меня, и мое сердце сжалось от одной мысли об этом.

Рядом со мной появился Ксавьер, и она отпустила меня, чтобы обнять его, а затем разразилась тирадой: «Посмотрите, какие вы оба большие», «О, и такие мускулистые», «Мои крошечные детки уже больше меня», «Ох, посмотрите, как прекрасно ты переливаешься на свету, Ксавьер» и так далее. Мы просто упивались этим, ухмыляясь, позволяя ей суетиться, и нам чертовски нравилось это, даже когда мы притворно застонали и преуменьшили ее комплименты.

Она прекрасно выглядит. Чертовски хорошо. Ее цвет лица стал более насыщенным, глаза яркими и полными жизни, а длинные темные волосы волнами рассыпались по спине. Я никогда не видел ее похожей ни на что, кроме пластикового совершенства, которого ожидал отец, и это только заставило меня осознать, как мало у нас было шансов узнать женщину, которой она была на самом деле. Здесь она чувствовала себя как дома, в