– Но, сэр, мы не имеем права делать вскрытие без разрешения, – возмущается тихо тот, кто моложе.

– Я ваше разрешение. Это приказ. Немедленно произвести вскрытие и тщательно проверить кишечный тракт, – натягиваю перчатки.

– Хорошо. Тогда приступаем. Это займёт немного времени, – кивает мне старший, и я отхожу от стола.

Декланд и Гамильтон отходят к стене, когда я подхожу к холодильным камерам и нахожу одно единственное имя, с кем хотел бы проститься. Выдвигаю поддон с трупом и сглатываю горечь.

– Ларк. Прости меня, что я не помог тебе выбраться. Ты бы мог, но они не дали тебе и шанса. Мне жаль. Мне жаль, – шепчу я, касаясь отметины от выстрела.

Он был моим братом, и я испытываю сочувствие только к нему. Не могу найти причин этому явлению, но я хотел бы узнать его лучше. Я считаю, случись всё иначе, то он был бы хорошим человеком. Ларк бы смог измениться, и у него, вероятно, было бы прекрасное будущее. Но его нет. Я потерял в этой войне всех, кого мог бы любить. Я лишился семьи так рано, что в эту минуту скорбь не вызывает во мне боли. У меня и не было семьи, только идея, ради которой мы существовали.

– Сэр, – оборачиваясь к патологоанатомам, я закрываю камеру и подхожу к ним.

Моё сердце опускается вниз, когда на ладони, затянутой в перчатку, мне протягивают маленькую карту памяти. «Информация во мне». Отшатываюсь от мужчины и перевожу взгляд на неё.

– Бланш… чёрт, Бланш, – издаю стон, и всё рушится.

– Вон. Пошли все отсюда вон, – рычу я, направляя пистолет на патологоанатомов.

– Положи это и вон. Немедленно, – указываю им на дверь и они, опасаясь моего состояния, да я и сам его боюсь, быстро покидают помещение.

Оружие падает из моих рук, и я жмурюсь, воя от боли. Она вбивает в моё сердце острый гвоздь, прокручивая его внутри, отчего мои ноги подкашиваются.

Из моего горла вырывается крик одинокого мужчины, потерявшего свою женщину. Я кричу, хватаясь за волосы, и ощущаю, как горячие капли мучений и агонии адской смеси горя наполняют мои глаза, скатываясь по лицу. Я кричу, пытаясь этим облегчить свою боль. Кричу, чтобы все слышали, как страшно осознавать то, что я не спас её. Я кричу, падая на колени и ударяя кулаками по полу, стараясь как-то пережить осознание – моя гадюка погибла. Её больше нет. Она никогда больше не дотронется до меня. Я никогда не смогу ей сказать, как глубоко она завладела моим сознанием. Все слова теперь пустые, и я трус, так и не решившийся признаться, что люблю её. Поздно. Ей уже не узнать, как глубоко раскаиваюсь и как сильно я разочарован в себе. Время, его иногда бывает так мало и не хватает, чтобы бороться с собой. Но я старался. Я не терял шанса позволить её словам проникнуть в меня. Она спасла меня, а я вот не смог. Я обещал ей и не сдержал своих обещаний.

Последний хриплый крик срывается с моих губ, и всё затихает. Поднимаюсь на ноги и мне плевать, что в моих руках, которыми я обнимаю её, труп. Мне всё равно, что кровь пачкает меня. Мне больно. Горло дерёт, а я вою, качая её в своих объятиях.

– Прости меня… не оставляй меня одного. Не забирай у меня причину, чтобы жить. Бланш… гадюка… ты стала единственной женщиной, единственным человеком, перед которым я упал на колени, – шепчу, а слёзы катятся из моих глаз. Я не помню, чтобы когда-то плакал так горько, как сейчас. Ещё мальчиком. Маленьким и не имеющим кровавого следа из жертв, я тоже плакал, потому что не понимал: почему я переживаю это? Почему меня заставляют выбирать одиночество, когда мне очень скучно? Почему я так жестоко расплачиваюсь за чужие грехи? Почему это случилось со мной?

Я знаю, что мои слова бесполезны. Они не приносят облегчения. Они ничто, но я не в силах остановиться. Я не в силах отпустить её. Я не в силах простить Бланш за то, что она всё же меня любила и закрыла собой. Я зол на выдуманное задание, которое обернулось невообразимой потерей для меня. С ней ушла и часть моего сознания. Оно угасло в том месте, где жила она.

– Я накажу их. Они ответят за то, что забрали у меня. Найду и уничтожу всех, кто продолжает их идею. Бланш… я не готов проститься с тобой. Я найду тебя где-то ещё… я обещаю, что найду тебя там, где у нас будет будущее. Я не устану искать это место и доберусь до тебя. Благодарю тебя за то, что ты оставила во мне часть себя. Я благодарю тебя за храбрость и веру в меня. Я благодарю тебя за то, что ты стала моей. Я клянусь, что никогда тебя не забуду. Моя война ещё не завершилась. Я вернусь к тебе, чтобы больше не позволить жертвовать собой. Я сделаю всё, чтобы ты слышала мой смех. Ты жди меня, потому что когда я приду за тобой, то буду очень голоден. А ты встретишь меня, как всегда, колкой фразой, заставляя верить, что я могу быть лучше. Я заслуживаю счастья рядом с тобой. Я имею право любить и быть любимым. Ты только жди меня… жди меня… я найду тебя, – мой голос хрипит, отталкиваясь от мёртвых стен и отдаваясь холодом в моей груди. Я замерзаю изнутри, чтобы оставить все слова для того момента, когда увижу её снова.

Опускаю тело Бланш обратно и, накрывая простыней, закрываю глаза, целуя её в челюсть. Губ больше нет, только её идеально ровные зубы, и всё. Это всё, что мне оставлено для прощания. И я так хотел бы оставить ей тоже что-то, оторвать кусок от себя и в ближайшие дни положить в гроб. Я бы желал вырвать своё сердце и передать ей, но это невозможно. Она подарила мне верное решение и право выбора, а мне нечего ей подарить. Только пустые и никчёмные слёзы скорби. Я их не чувствую, и мне не стыдно. Это реакция моего сознания в эту минуту. Только сейчас я могу позволить себе быть слабым от разорвавшей моё сердце кровавой раны. Она никогда не затянется, но её края подсохнут, а вот боль будет со мной вечно.

Для меня, мужчины, не знающего, что такое на самом деле любовь, и сумевшего ощутить это с самой неподходящей женщиной, чувства смертельны. Я не решусь больше пережить такое, как и никогда не буду готов увидеть в ком-то другом такого же близкого мне человека. Такая потеря, как смерть Бланш Фокс, станет для меня самой высокой защитной стеной, за которой я спрячу все свои чувства. Я буду хранить их под стеклянным куполом и лелеять воспоминания, чтобы хотя бы существовать. Странно так, когда-то я считал, что не только женщина может подарить наслаждение. Нет, моё мнение не изменилось. Наслаждение понятие растяжимое, а вот только эта женщина сумела мне доказать, что сердце не поддаётся логике. И лишь она имела возможность научить меня дарить его, радуясь тому, как бывает хорошо, когда это выходит. Связь между нами не оборвётся никогда. Я не допущу этого.

Слёзы высыхают, пока я стою среди мёртвых тел, больше не испытывая сожаления ни к кому из тех, кто заставил меня увидеть своими глазами, что такое боль. Месть – это не только причина, чтобы жить, но и сила, мышление и способ ответить ещё изощрённее.

Выхожу в коридор, забирая с собой карту памяти, которую нашли в её кишечнике.

– Барбара Бланш Фокстер. Сообщите о трагической смерти их соотечественницы в американское посольство, её родителям я позвоню сам. Держать всё втайне. Никакой огласки. Это политическое дело. Подготовьте тело к похоронам, чуть позже сообщу, когда они состоятся, – безжизненным голосом сообщаю я, ожидающим меня мужчинам. Каждое слово даётся мне с трудом. Через силу. Через невероятную муку, снова и снова заставляющую поверить в эту потерю.