– Потому что я была нужна тебе. Вот и приехала.

– Не нужна ты мне здесь! – взвился он.

Татьяна съежилась, но не отступила.

– Не нужна! – повторил он. – Мне нужно, чтобы ты была в безопасности!

– Знаю. Позволь мне коснуться тебя.

– Не смей! Держись от меня подальше.

– Шура, я уже сказала, что не могу держаться от тебя подальше. И ты не можешь без меня. Я должна быть рядом.

– Рядом? Только не со мной, Татьяна, – поспешно возразил он, опираясь о подоконник.

В комнате было темно. Только тусклый свет уличного фонаря пробивался сквозь стекло. Темное лицо Александра, темные глаза Александра…

– О чем ты? Конечно, рядом с тобой. С кем же еще?

– Какого хрена тебе пришло в голову бегать в казармы и спрашивать Дмитрия?!

– Я не спрашивала о Дмитрии, – едва слышно пробормотала она. – Я хотела найти тебя. Не знала, что с тобой случилось. Ты перестал писать.

– А ты не писала мне шесть месяцев! Не могла подождать две недели?

– Прошло больше месяца, и я не могла ждать! Шура, я приехала к тебе! – Татьяна шагнула к нему. – Ради тебя. Ты сказал, чтобы я никогда не отворачивалась от тебя. Вот она, я. Посмотри мне в глаза и скажи, что я чувствую. – Она умоляюще протянула к нему руки. – Что я чувствую, Шура?

Александр скрипнул зубами.

– Взгляни в мои глаза и скажи, что я чувствую.

Она стиснула руки.

– Ты обещала мне. Поклялась. Дала слово!

Татьяна вспомнила. Она так слаба… и так хочет его. И он нуждается в ней, нуждается больше, чем прежде! Просто гнев ему глаза застит.

– Шура, муж мой, это я. Твоя Таня.

Почти плача, она снова раскинула руки.

– Шура, пожалуйста…

Не дождавшись ответа, она сняла ботинки и подошла к нему. Господи, какая она маленькая, беззащитная рядом с этим высоким темным человеком, зловеще нависшим над ней.

– Давай не ссориться. Пожалуйста. Я так счастлива, что ты пришел. Просто хочу… – Она не опустит глаз. Ни за что. – Шура… – умоляла она дрожа, – не… не отталкивай меня!

Он отвернулся.

Татьяна расстегнула лиф платья.

– Поцелуй свою ладонь и прижми к сердцу. Так ты писал, – прошептала она, целуя его ладонь и прижимая к своей голой груди эту большую, теплую, смуглую ладонь, которая так умела ласкать…

Она застонала и закрыла глаза.

– О боже, Тата… – охнул Александр, притягивая ее к себе и жадно шаря по телу. Он толкнул ее на диван, не отрывая рта от ее губ, зарылся руками в волосы. – Чего ты хочешь от меня?

Он сорвал с нее платье, белье, оставив совсем голой, если не считать подвязок, вцепился в обнаженные бедра над чулками и снова прошептал:

– Чего ты хочешь от меня?

Татьяна даже не могла ответить. Тяжесть его тела лишала ее дара речи.

– Я так зол на тебя…

Он припал к ней, словно умирающий от жажды – к глотку свежей воды.

– Тебе наплевать, что я зол на тебя?

– Наплевать… срывай на мне свою злость, если хочешь, – стонала Татьяна. – Давай же, срывай, Шура… сейчас.

Он с силой вторгся в нее.

– Закрой мне рот, – прошептала она, стискивая его голову, боясь, что закричит.

Он не успел даже снять ни шинели, ни сапог. В дверь постучали.

– Таня, у тебя все в порядке? – осведомилась Инга.

Не отрывая руки от губ Татьяны, Александр заорал:

– Проваливайте ко всем чертям!

– Закрой мне рот, Шура, – бормотала Татьяна как в бреду, плача от счастья. – Закрой скорее! Только останься на мне… во мне, прошу тебя, – умоляла она, хватаясь за его шинель, плечи, волосы… – Как твои руки?

В темноте не разглядеть, но на ощупь, кажется, покрыты шрамами.

– Зажили.

Татьяна целовала его губы, щетину, глаза… не могла отнять губ от его глаз, стискивая шею.

– Не уходи, Шура, милый. Я так тосковала без тебя. Останься здесь. Там, где лежишь. Не отстраняйся, чувствуешь, какая я теплая? Не выходи на холод…

Она лежала под ним и старалась не плакать. Ничего не получалось.

– Ты поэтому не писал мне? Из-за рук?

– Да. Не хотел, чтобы ты волновалась.

– А не подумал, что отсутствие писем совсем сведет меня с ума?

– Знаешь, – буркнул он, откатываясь, – я надеялся, что у тебя хватит мозгов подождать.

– Дорогой, любимый, единственный, ты голоден? Не могу поверить, что снова касаюсь тебя. Такое счастье просто невозможно. Что тебе приготовить? Есть пара картофелин, луковица и даже соевые бобы!

– Я ничего не хочу, – отмахнулся Александр, помогая ей сесть. – Почему здесь такой холод?

– Дымоход в голландке засорился. Буржуйка в другой комнате. Славин разрешает мне пользоваться его примусом.

Она улыбалась, гладя лацканы его шинели.

– Шурочка, может, чай заварить?

– Таня, ты замерзаешь. У тебя есть что-нибудь теплое?

– Да я вся горю! Мне вовсе не холодно.

– Почему диван стоит посреди комнаты?

– Моя койка у стены.

Александр заглянул за спинку дивана, стащил одеяло с койки и накрыл Татьяну.

– Почему ты спишь между диваном и стенкой?

Не дождавшись ответа, он прижал ладонь к стене и повернулся к Татьяне.

– Почему ты отдала им теплую комнату?

– Я не давала. Они сами взяли. Их двое, а я одна. К тому же у него больная спина. Шура, нагреть тебе воды? Искупаешься.

– Нет. Оденься. Немедленно.

Александр затянул ремень и вышел из комнаты. Татьяна, растрепанная, в полурасстегнутом платье, выскочила за ним. Он прошел мимо Инги, сидевшей в коридорчике, в спальню, где читал газету Станислав, и потребовал, чтобы Кротовы поменялись комнатами с Татьяной. Тот отказался. Александр коротко велел Татьяне перенести вещи Кротовых в холодную комнату, а свои – в теплую. Станислав принялся было протестовать, но Татьяна, пробегая мимо, шепнула:

– Станислав Степанович, не спорьте с ним. Хуже будет.

Но тот не послушался и, когда Александр потащил к выходу его сундук, взорвался:

– Да кто ты такой? Не знаешь, с кем дело имеешь! Как ты смеешь так со мной обращаться!

Александр, бросив сундук, выхватил пистолет, влепил Станислава в стену и приставил дуло к груди.

– Да кто ты такой? – повторил Кротов.