поколения в совокупность, в общность уже надорганизменного, сверхорганизменного порядка?

Перед нами географическая карта — оба полушария. На них извилистым пунктиром обозначены границы распространения видов паравеспула. Всюду в пределах великой империи паравеспула в ареале любого из видов они однолетние.

Но вот осенью 1968 года энтомолог высшей агрономической школы Алжира профессор Паскье обнаружил на пальме в пригороде Эль-Харраш изрядное гнездо, заселенное паравеспула германика. Профессор записал в блокнот его размеры и, не пожалев цветной ленточки с широкополой соломенной шляпы, повязал ею ствол, чтобы легче найти гнездо.

Весной следующего года, в конце марта, приехали из Франции натуралисты, и он рассказал гостям о гнезде. Решили поглядеть, что с ним. Пальму увидели издали, гнездо висело именно там, где его заметил в прошлом году профессор, а у летка вились осы. Их было столько, что подходить ближе не стали. Зато вечером хозяин с помощниками облачились в защитные костюмы, набросили на гнездо глухой пластиковый мешок, спилили трофей, унесли в лабораторию, здесь усыпили ос и измерили гнездо. Как на глаз заметил Паскье, оно действительно стало крупнее.

Под девятислойной бумажной скорлупой лежали девять сотов. Верхние семь заняты недавно отложенными яйцами и молодыми личинками. Так их много, что они не могли быть потомством одной осы. Взрослое население — усыпленных насекомых — по одной перебрали, какую за крыло, какую за ножку, пинцетами. Считали всех подряд. И молодых продолжательниц рода, и рабочих оказалось свыше двух с половиной тысяч.

Это было явно гнездо второго года жизни, и оно явно процветало. Оно процветало в старом строении! Как сохранилась семья осенью, когда у ос германика связи, поддерживавшие единство системы, перестают выполнять свое назначение? Конечно, возникли новые взаимозависимости, смещения, силовые поля, соответственно изменилась готовность членов семьи переживать пору климатических невзгод и погодных неурядиц. Но пока еще никто не взялся за распутывание этого клубка неясностей, этой вовсе не исследованной туманности — близкой, рядом с нами находящейся, но все еще столь же далекой, как Туманность Андромеды.

Когда фотография алжирского гнезда-второгодника с сообщением о нем была напечатана в «Докладах Французской академии наук», натуралисты из Марокко перепечатали его со своими примечаниями. Суть сводилась к следующему: никакое это не событие! В Марокко гнезда германика часто живут по два года. Вульгарис почему-то нет. А гнезда германика вырастают, бывает, очень крупные: ос — десятки тысяч; ячеям числа нет. Но ячеи точно такие же, как в гнездах-первогодках, и рабочие осы и самки — во всяком случае, внешне — от обычных неотличимы.

Сходные сообщения пришли позже из Южной Африки, из районов Мыса Доброй Надежды. Здесь тоже не встречали ос вульгарис, а гнезда германика второго года жизни попадались.

Удивительно? Конечно, как и многое другое в этом диковинном мире, где семья владеет возможностью воспитывать разную жизнеспособность в разных членах семьи: рабочие осы живут несколько недель, матки — несколько месяцев. Но тут другое: удваивалась продолжительность жизни семьи в целом.

Если семью рассматривать как живую модель живого, то северо- и южноафриканские находки приобретают новый смысл, становятся маяком доброй надежды.

Здесь в натуре, в действии проявились внутренние перестройки отношений, при которых сами участники оставались вроде теми же, а единство и целостность сообщества стали сохраняться сверх сроков, наблюдаемых у этого вида во всем мире.

Появление у ос паравеспула гнезд-второгодников, спору нет, заслуживает внимания. Но не слишком ли переоценены и его перспективы, и смысл?

Алжир и Марокко — север Африки, юг Средиземноморья — это окраина извечных империй паравеспула. Так ли невероятно, что молодые продолжательницы рода уже много десятков тысячелетий назад заносились сюда свирепствующими над нынешним французским Провансом шквалами северного мистраля, его воздушными течениями, пересекающими Средиземное море?

Пусть 9999 из каждых десяти тысяч невольных переселенок раньше или позже погибали, пусть 99 999 раз из каждых ста тысяч погибали, достаточно было сохраниться одной, чтоб паравеспула укоренилась на новоселье. И дала росток — стебелек с мисочками ячей на конце, разрослась в семью, пусть поначалу и не особо мощную, но все же в конце сезона рассеяла первое поколение выросших под африканским небом продолжателей рода. А дальше регуляторы естественного отбора и переживания наиболее приспособленных в союзе со всемогущим временем довершили начатое случаем, заложив основу формам североафриканских германика, которые, в отличие от своих европейских прапредков, не погибают к осени, но способны сохранять семьи живыми и на следующий год живут в тех же гнездах.

В Южную Африку, в зону Мыса Доброй Надежды, молодые осы могли быть если не тысячи, то много сот лет назад завезены с товарами, с грузами. И тоже прижились.

Но уж если сообщать о необыкновенных приключениях паравеспула германика, то, конечно, всего интереснее факты, зарегистрированные не в некотором царстве, в некотором государстве, и к тому же не в незапамятные времена, а в совершенно точно установленном году и в точно известном месте.

Начнем справку с двух имен — Бэнкс и Золандер. Это были натуралисты. Знаменитый Джеймс Кук пригласил их принять участие в кругосветных плаваниях, которые он предпринял на корабле «Эндэйвур». Начались они примерно за полвека до кругосветного путешествия Дарвина на «Бигле». Бэнкс и Золандер выполняли на корабле под командованием Кука примерно те же обязанности, что Дарвин на «Бигле». Богатые коллекции, собранные натуралистами, изучил впоследствии Д. Фабрициус, чье имя присвоено множеству видов. Из насекомых, доставленных в Англию с открытых Куком островов Новой Зеландии, Фабрициус выделил довольно много перепончатокрылых, в том числе немало ос, но ни единой веспа, позже переименованной в паравеспула германика.

В «Системе энтомологии» — латинском сочинении Фабрициуса — этот факт зарегистрирован.

Первая оса веспа была обнаружена в Новой Зеландии, недалеко от Гамильтона, портового города, почти двести лет спустя. И была это оса вульгарис. Один-единственный экземпляр ее выловили в 1922 году, но больше ни здесь, ни в других местах этих ос никто не видел. Даже толком не известно, была то рабочая или продолжательница рода. И время года, когда изловили одиночку, неизвестно. Зарегистрировано только, что обнаружили ее в районе, прилегающем к гавани. Видимо, слетела с пришвартовавшегося у причала корабля или выбралась из тюка с грузом. Но откуда пришел корабль?

Впрочем, если даже то была не единственная из прибывших во время оно продолжательниц рода, осы вульгарис так и не прижились здесь, как не обнаружены они до сих пор на севере и на юге Африки.

А через двадцать один год после появления в Новой Зеландии единственной вульгарис на северном острове вблизи города Окленд приземлился грузовой самолет. Он доставил из Англии ящики с запасными