– Попозже я принесу вам еще чаю, – сказала хозяйка, складывая пустую чашку и фаянсовый кувшин втрое, чтобы было удобнее нести.

III

Он проснулся, словно какая-то сила толкнула его. Так и оказалось: он пропотел от аспирина, и так как по закону Архимеда он потерял вес, равный объему вытесненного пота, то его тело оторвалось от матраса, увлекая за собой одеяло, и всплыло на поверхность лужи пота, подняв легкие волны, на которых теперь и покачивалось. Жак вытащил затычку из матраса, и пот стек в сетку. Тело стало медленно опускаться и наконец снова оказалось на разгоряченной простыне – от нее с лошадиной силой валил пар. Постель была липкой от пота, и Жак скользил в ней, тщетно пытаясь приподняться и опереться на промокшую насквозь подушку. В голове снова что-то глухо задрожало, и мельничные жернова принялись перемалывать мелкие частички, разлетавшиеся по полости между мозгом и черепом. Он поднес руки к голове и осторожно ощупал ее. Что-то не так. Пальцы скользнули от затылка к раздавшемуся темени, коснулись лба, пробежали по кромке глазных орбит и спустились к скулам, легко прогибавшимся под нажимом. Жаку Тежардену всегда хотелось знать точную форму своего черепа. Ведь среди черепов попадаются такие пропорциональные, с таким идеальным профилем и так изящно закругленные! Как-то в прошлом году, во время болезни, он заказал рентгеновский снимок, и все женщины, которым он его показывал, быстро становились его любовницами. Шишка на затылке и вздутие на темени сильно тревожили его. Может быть, виной всему гнус-фистула? Он снова потрогал затылок, исследовал соединение черепа с шеей и нашел, что чашечка позвонка поворачивается без шума, но с трудом. Глубоко вздохнув и беспомощно уронив руки, он поерзал на постели, чтобы устроить себе уютное гнездышко в соленой корке пота, пока она еще не совсем затвердела. Двигаться приходилось осторожно, потому что стоило ему повернуться на правый бок, как весь пот устремлялся на правую сторону сетки, кровать наклонялась и он чуть не падал. Когда же он поворачивался на левый, кровать и вовсе опрокидывалась, так что сосед снизу стучал в потолок рукояткой бараньей ножки, запах которой просачивался сквозь половицы и кружил голову Тежардену. И вообще, ему не хотелось разливать пот по полу. Булочник из соседней лавки давал ему за него хорошую цену, он разливал пот по бутылкам с этикетками «Пот лица», и люди покупали его, чтобы поливать и размачивать им свой насущный, на девяносто девять процентов горелый, полученный по карточкам хлеб.

«Я уже меньше кашляю», – подумал он.

Грудь дышала свободно, легкие не хрипели. Он осторожно протянул руку, взял со стула свою гнус-фистулу и положил ее на постель рядом с собой. Потом снова поднес руки к голове, и его пальцы скользнули от затылка к раздавшемуся темени, коснулись лба и пробежали по кромке глазных орбит.

IV

– Здесь одиннадцать литров, – сообщил булочник.

– Несколько литров пропало, – извинился Тежарден. – Сетка негерметична.

– И вообще, пот не очень чистый, – прибавил булочник, – правильнее было бы считать, что тут всего десять литров.

– Но вы же продадите одиннадцать, – сказал Жак.

– Разумеется, – сказал булочник, – но моя совесть пострадает. Или, по-вашему, это ничего не стоит?

– Мне нужны деньги, – сказал Жак. – Я уже три дня не выступаю.

– Мне самому не хватает, – сказал булочник. – У меня автомобиль в двадцать девять лошадиных сил, который дорого обходится, да прислуга, которая меня разоряет.

– Сколько же вы дадите? – спросил Жак.

– Господи! – сказал булочник. – Я заплачу вам по три франка за литр, считая ваши одиннадцать литров за десять.

– Прибавьте еще чуть-чуть, – сказал Жак. – Это так мало.

– Ладно! – сказал булочник. – Берите тридцать три франка, но это вымогательство.

– Давайте, – сказал Жак.

Булочник достал из бумажника шесть купюр по семь франков.

– Верните девять франков сдачи, – сказал он.

– У меня только десять, – сказал Жак.

– Так и быть, в расчете, – сказал булочник.

Он положил деньги в карман, взял ведро с потом и повернулся к двери.

– Постарайтесь набрать еще, – сказал он.

– Не выйдет, – сказал Жак. – У меня уже нет температуры.

– Что ж, вам же хуже, – сказал булочник и вышел.

Жак поднес руки к голове и снова стал ощупывать деформированные кости. Попробовал приподнять голову руками – его интересовал точный вес, – но не смог; что ж, придется отложить это до тех пор, пока он не выздоровеет, и потом, все равно мешает шея.

V

Жак с усилием откинул одеяло. Перед ним лежали его ноги, усохшие от пяти дней полного бездействия. Он грустно посмотрел на них, попробовал растянуть их, но, ничего не добившись, сел на край кровати и наконец кое-как встал. Усохшие ноги укоротили его на добрых пять сантиметров. Он расправил грудь и услышал, как затрещали ребра. Болезнь не прошла бесследно. Халат висел на нем унылыми складками. Дряблые губы, отечные пальцы – играть на фистуле он не сможет, это ясно.

В отчаянии он упал на стул и обхватил голову руками. Пальцы машинально стали ощупывать виски и отяжелевший лоб.

VI

Дирижер оркестра, в котором играл Жак, поднялся по лестнице, остановился перед дверью, прочел табличку и вошел.

– Привет, – сказал он. – Тебе, я вижу, лучше?

– Я только что встал с постели, – сказал Жак. – Еле держусь на ногах.

– Чем это здесь пахнет? – поинтересовался дирижер.

– Да это все хозяйка, – ответил Жак, – вечно у нее халат нараспашку.

– Приятный запах. Как в крольчатнике, – сказал дирижер.

– Да, – сказал Жак.

– Когда ты сможешь снова играть? – спросил дирижер.

– А что, мы будем выступать? – спросил Жак. – Мне не хочется больше играть в коридоре. В конце концов, мы камерный оркестр, а не коридорный.

– Так ты предпочел бы играть в камере? – спросил дирижер. – Может, по-твоему, ты и подхватил бронхину из-за меня? Но ведь все играли в коридоре.

– Знаю, – сказал Жак, – но я был на самом сквозняке и загораживал вас собой, поэтому вы и не заболели.

– Чепуха, – сказал дирижер. – Впрочем, ты всегда был привередой.

– Нет, – сказал Жак, – просто я не желаю болеть и имею на это право.

– Уволить бы тебя, – сказал дирижер. – С такими, как ты, невозможно работать, все тебе не так.

– Да я чуть не загнулся! – сказал Жак.

– Ладно, хватит, – сказал дирижер. – Я тут ни при чем. Когда ты сможешь играть?

– Не знаю, – сказал Жак. – Я еле держусь на ногах.

– Ну вот что, – сказал дирижер, – так не работают. Я возьму на твое место Альбера.

– Заплати мне за два последних выступления, – сказал Жак. – Я должен отдать