Он оставался неподвижен.

— Ануэрт! — Она снова надавила и прижалась к нему губами, с силой выдыхая.

Он захрипел, и она перевернула его на бок. Изо рта Шолто хлынула речная грязь.

Кашляя и отплевываясь, он посмотрел на Кюс.

— Птицы? — произнес он.

— Да, мать их, птицы!

— Как я возжелаю это, большинство птиц не умеет плавать, — сказал он.

Когда до Пэйшэнс Кюс дошло, что же он сделал, она зашлась в хохоте. Эхо разнесло ее смех по темным пещерам разливов.

— Как поживаете? — спросил Белкнап.

— У вас медицинский спирт есть? — ответил вопросом на вопрос Фраука.

— А зачем он вам? Промыть царапину на голове? — произнес Белкнап.

— Нет. Просто выпить хочется, — усмехнулся Фраука, прикуривая лхо-папиросу.

Белкнап спрятал нас в гараже через улицу от той берлоги, которую использовал в качестве операционной. Жилище было бедным, зато располагалось в труднодоступном районе. Даже в столь поздний час на грязных улицах раздавались громкие, хриплые крики. Пьяные вопли завсегдатаев таверны, разборки банд в соседнем переулке, завывания торговцев нелегальным товаром, расставивших свои лотки возле костров в бочках.

Карл похромал ко мне. У одного из этих торговцев он приобрел мобильный вокс, при помощи которого связался с Карой и Нейлом.

— Оба уже едут.

— Что ты им рассказал?

— Только объяснил, куда направляться, — произнес он. — Ни одному из них не удалось ничего узнать о Пэйшэнс.

— Иди, отдохни немного.

Я парил возле Заэля. Белкнап уложил мальчика на потрепанную кушетку. Глаза Заэля были все еще открыты. Он не издал ни единого звука и ни разу не пошевелился с тех пор, как я обнаружил его в таком состоянии в комнате Карла.

— Физическое состояние хорошее. Всего несколько царапин. Но он пребывает в шоковом состоянии, — произнес медик. — Оно вызвано сильным испугом или травмой.

— Весьма вероятно, — ответил я. — Эта ночь была… тяжелой.

— Лучше всего будет оставить его на какое-то время, — посоветовал Белкнап.

Я согласился, хотя в глубине души считал, что наш добрый доктор ошибается. Возможно, лучше всего и безопаснее всего было бы казнить Заэля Эффернети прямо сейчас, пока он пребывает в этом состоянии. Существовала очень высокая вероятность того, что в Заэле во время нападения псайкеров пробудился Слайт, что латентные варп-способности мальчика были активированы этой атакой. Мне и прежде доводилось это видеть: под воздействием экстремальных ситуаций люди неожиданно проявляли прежде неведомые им псионические силы. Когда в него вцепились клыки троих или даже четверых псайкеров-убийц, хрупкий рассудок Заэля рухнул, и на его место заступило что-то иное.

И это было что-то кошмарное. Едва родившись, оно, судя по всему, сумело уничтожить троих псайкеров. Более того, оно играючи передало мне часть своих сил, помогая в сражении с Бронзовым Вором. Вот откуда черпала свои силы моя бездумная ярость.

Божья Братия угробила несколько лет на то, чтобы расчистить путь для демона Слайта. Мой наставник Эйзенхорн был вынужден совершить путешествие через весь сектор только затем, чтобы предупредить меня. Слайт представлял чудовищную угрозу безопасности Империума, и я, или же кто-то из моих спутников, укрывал его в себе.

Я понимал, что должен убить Заэля прежде, чем тот придет в себя.

Но были у меня и основательные причины не поступать так. Во всяком случае, не так запросто. Во-первых, и это самая человечная причина, я не испытывал особой радости при мысли об убийстве спящего ребенка, основанном исключительно на косвенных свидетельствах. Существовал, хоть и незначительный, шанс, что он невиновен.

Во-вторых, я так и не смог обнаружить в нем ни единого следа варпа, если не считать туманного отголоска провидческого дара. А, кроме того, существовала и третья причина. Несформировавшиеся таланты Заэля были очень редки и слишком пассивны. Зеркало, индуктор. Только поэтому я и не казнил его и не отправил на Черный Корабль в первый день нашего знакомства. Его зарождающиеся таланты обладали огромной ценностью, они могли принести огромную пользу Империуму Человечества. Но таланты эти не были активны. И мне казалось весьма маловероятным, чтобы пассивный дар мог стать колыбелью для демона. Подобные твари с неизбежностью проникали в наш мир через сознания, оскверненные одержимостью, жадностью, психозом или мощными, активными силами псайкера. Например, как в моем случае. Его имя, его странные, обезоруживающие поступки, его пугающий дар… Заэль Эффернети явно представлял для нас опасность. Слишком явно.

Но я решил сдерживаться до тех пор, пока мне не представится возможность изучить его. Если, конечно, представится. Я был слишком многим обязан Заэлю, чтобы отринуть презумпцию невиновности.

И конечно же, существовала четвертая причина. Если Слайт скрывался в глубине сознания коматозного мальчика, если Слайт был действительно настолько могуществен, как я предполагал, то приставлять оружие к голове Заэля было бы очень, очень неумной затеей. Столь скоропалительный поступок мог бы навечно поселить демона в нашем мире.

Пока что Заэль спал. И если Слайт таился в нем, то, по крайней мере, сейчас, он тоже спал.

— Сэр? — Это был Карл. — Наконец-то хорошие новости. Только что звонил Нейл. Говорит, ему удалось связаться с Пэйшэнс. Она позвонила ему с общественного вокса в общем блоке L.

— Общем блоке L?

— Судя по всему, ей пришлось побывать в плену. С Кюс все в порядке, хотя ей и ввели какой-то препарат, ограничивающий ее псионические силы. По этой причине мы и не могли ее найти. Пэйшэнс уже направляется к нам. Надо полагать, у нее есть для нас важная информация.

— Энунция, — произнесла Пэйшэнс Кюс. Повисло напряженное молчание.

— Ты уверена? — спросил я.

— Когда Молох пытался найти ее, я вместе с ним совершила путешествие до самой Зенты Малхайд. Он не рассказывал мне многого и не делил со мной этого знания, но мне известен ее запах, ее привкус. Министерство Трайса занимается разработкой словаря Энунции.

Хотя мысль эта и была пугающей, но многое ставила на свои места.

— Мне кажется, что они прорабатывают ее понемногу, постепенно, — сказала Кюс, — выискивая по одной морфеме зараз. Они не расшифровывают их, считывая с какого бы то ни было археологического объекта или древнего манускрипта. Они сплетают их из известных основ нашего собственного языка.

— Ты хочешь сказать, случайным образом? — засомневался Тониус.

— Да, — кивнула Кюс. — Они берут основные языковые формулы, основные знаки, буквы, стили письма, слоги, цифры, основы счисления, этимоны и корни слов, синтаксис и грамматические структуры, разрушая их до минимальнейших элементов дафонем и морфем, которые затем перекомбинируются случайным образом, образуя все мыслимые перестановки.