…Мгновенное воспоминание: они сидят в теплом излучении электрообогревателя, а вокруг, во всей красе разреженной атмосферы царит марсианская ночь с крупными звездами, разбросанными по небу густым слоем, и крохотными, время от времени возникающими ажурными следами выгоревших затравочных частиц, которые продолжают падать спустя десятилетия после встречи с модифицированной атмосферой. Сазерленд смотрит на это с довольной улыбкой на покрытом шрамами эбонитовом лице, словно все вокруг: и небо, и остальное – существует лишь ради него. Созерцательно-задумчиво кивает на все жалобы и протесты молодого Карла Марсалиса. Ловит их, впитывает в себя, а потом выворачивает наизнанку, так, что Карл видит все в совершенно новом свете, под таким углом, о котором никогда прежде не задумывался. «А ты не задумывался раньше, ловец, что это означает всего лишь…»

Когда свет стал ярче, Юргенс лишь чуть шевельнулась, но, находясь в нижней точке своего цикла, спала слишком глубоко, чтобы хоть как-то отреагировать. Она лежала в пене нагая, из-за жировых накоплений ее кожа натянулась и приобрела сальный блеск, сомкнутые веки отекли, посинели и склеились от секреторных выделений, свойственных гиберноидному сну. Карл долго молча смотрел на нее, сжимая в руке пистолет, словно это был молот. События последнего месяца мелькали перед глазами, как языки пламени, как будто что-то горело и никак не сгорало.

Тюрьма Южной Флориды. Нанопричал в Пересе. Севджи Эртекин на пляже рядом с ним. Нью-Йорк, диван, который она для него разложила. Стрельба на улице и впервые испытанное сокрушительное, теплое чувство, когда он повалил ее на тротуар, прикрыв своим телом.

Стамбул, прогулка по улице Моды. И чувство побега от реальности, похожее на сияющие в темноте улыбки.

Его губы дрогнули от воспоминаний.

Ветер среди камней Саксайуамана. Севджи стоит позади него, прислонившись к джипу, и он чувствует себя защищенным, потому что его спина прикрыта.

Дорога на Арекипу, ее лицо в мягком свете приборной панели.

Сан-Франциско и «Кот Булгакова», предрассветный вид на море с загрузочной площадки правого борта. «Не злорадствуй, Марсалис. Это непривлекательно».

Севджи мертва.

Улыбка исчезла с его лица. Он уставился на спящую женщину.

– Зазноба Онбекенда – Грета Юргенс?

– Похоже на то. Забавная парочка, правда? Но, во всяком случае, у них есть кое-что общее: оба они являются объектами гормональной ненависти всего остального человечества, которое, похоже, постоянно нуждается в таких объектах.

Меш слегка приподнялся где-то в животе, может, это был отголосок перестрелки, а может, причина в чем-то другом. Карл думал о том, как закрылись в больнице глаза Севджи. Он смотрел на Юргенс, словно та была задачей, которую непременно надо решить.

«Можно только жить с тем, что ты совершил, и стараться в будущем делать лишь то, с чем ты будешь жить счастливо. Так уж все устроено, ловец, смирись с этим».

Он потянулся к гиберноиду левой рукой. Поровнее распределил пену на теле женщины, прикрыл ею оголившееся бледное плечо.

Потом быстро вернулся к дверям, убавил свет, потому что что-то случилось с его зрением, и он будто ослеп. Постоял мгновение в теплом оранжевом полумраке, нервно огляделся по сторонам, словно рядом мог оказаться кто-то посторонний, потом выскользнул из комнаты и закрыл за собою дверь.

Он шел по галерее, проверяя каждую дверь, пока не наткнулся на темную комнату без окон, где стояли запахи женской ванной. Карл шагнул внутрь, коснулся выключателя, и облицованное пастельным кафелем помещение резко наполнилось все тем же ярким белым светом. Из большого круглого стенного зеркала на него уставилась собственная физиономия – от струек пота белый грим потек, обнажив черные полоски его собственной кожи, и на фоне этого бледного психоделического пейзажа глаза казались темной водой на дне двух колодцев. «Блин, ничего удивительного, что ребята на мосту так охренели». Пожалуй, он должен быть благодарен Кармен Рен за идею.

Где бы она сейчас ни была.

Он мельком подумал о том, что с ней теперь, работает ли она по-прежнему на губожевов и на Агентство? Сможет ли благополучно произвести на свет дитя, которое в ней растет, и что случится потом? Что ей придется делать, чтобы защитить сына или дочь?

Карл вспомнил ее взгляд, которого оказалось достаточно, чтобы заставить его отступить, ее позу, волю к жизни, почти осязаемо исходившую от нее, когда они вдвоем стояли возле башни. С такими картами вполне можно играть. Он подумал, что, вероятно, у Рен больше шансов на удачу, чем у большинства мужчин-тринадцатых.

Но в основном он был просто рад тому, что ему не придется на нее охотиться.

В комоде возле раковины он обнаружил знакомые капсулы – быстроусвояемое сочетание кодеина и кофеина, как раз то, что надо для его ребер. Пустил из инфракрасных кранов воду в широкую неглубокую мраморную ванну напротив зеркала, намылился и стал смывать с лица белую дрянь. Это потребовало времени. Он более или менее справился, сунул под кран голову, потом вымыл шею. Взял одно из пастельных полотенец Греты Юргенс с поручней возле ванны, вытерся досуха, снова посмотрелся в зеркало и на этот раз испугался себя уже не так сильно.

«А теперь поглядим, сможешь ли ты испугать Онбекенда».

Он бросил в рот капсулу кодеина, разгрыз ее, пару раз сглотнул, провел языком по зубам, подбирая крошки, и запил водой из-под крана. Еще раз глянул в зеркало, словно его отражение могло дать какой-то полезный совет, потом пожал плечами и погасил свет.

Спустился на первый этаж и стал ждать.

– Ты не обязан делать это, – сказал ему Нортон.

Карл прошел мимо него, обходя стол в поисках удачной позиции.

– Обязан.

– Этим ее не вернешь.

Карл нацелился на длинный удар под узким углом к борту.

– Я думал, мы об этом уже спорили.

– Да ради бога, Марсалис, я с тобой не спорю. Я пытаюсь образумить тебя, может даже, помешать расстаться с жизнью. Смотри, похороны Севджи в субботу. Мне не составит труда переправить тебя через границу Союза и защитить от полиции, пока ее будут хоронить. Почему бы тебе не поехать туда?

– Потому что, насколько я понимаю, этим ее тоже не вернешь.

Нортон вздохнул:

– Это не то, чего она хотела бы, Марсалис.

– Нортон, ты, на хрен, никакого понятия не имеешь, чего хотела бы Севджи. – Он ударил по шару, но не рассчитал угол и смотрел теперь, как шар ударился о борт и покатился прочь от лузы. – И я тоже не имею.

– Тогда зачем ты туда собрался?

– Потому что кое-кто однажды дал мне ключ к жизни: делай только то, с чем ты сможешь жить. А я не могу жить с тем, что Севджи мертва, а Онбекенд все еще ходит по земле. – Карл уперся в край стола широко расставленными руками и кивнул на беспорядочно разбросанные по сукну шары. – Твой удар, – сказал он. – Посмотрим, что ты сумеешь с этим сделать.