— Все мы здесь. Я привел всех, кто видел его и слышал. Другим мы пока не говорили. Мы думали, ты сам должен объявить о нашей ошибке.

— Какой ошибке, если не секрет? — поинтересовался я.

— Если Хансер за иллюминатов, мы, его дети, должны заключить с ними мир и сражаться на их стороне. Его воля даже выше твоей, старший брат. Его дело важнее любых дел его сына. Мы — дети его. Воля отца — закон для нас.

Говоря это, он словно стал выше ростом. Остальные бойцы Черного отряда придвинулись поближе. Краем глаза я поймал лицо Хантера. На нем отразилась целая буря чувств. В какой-то момент даже страх.

— Миракл, — тихо прошептал он.

— Да, Хантер, это грозит всем нам, — ответил я точно так же, чтобы братья не услышали.

— Ты мне поможешь?

— В чем? — Я поймал его взгляд и уже не отпускал.

— Они не должны выйти отсюда.

— Хантер, это же наши браться, — прошептала Аква. — Одумайся.

— Они уже не братья. Раньше таких называли еретиками и раскольниками. Они разрушат наше единство, и мы станем слабыми.

— Приказ должен отдать ты, — твердо сказал я.

Это была уловка. Желание переложить хотя бы ведро крови из той бочки, в которой я плаваю, на чужую совесть. Попытка обмануть себя. Я понимал, что это недостойно настоящего дайх. Ведь не суть важно, кто отдаст приказ, — исполнить его могут лишь мои гвардейцы.

— Твои гвардейцы не послушают меня.

— А куда им деваться. Но это твои лучшие бойцы. Вам пятерым придется приложить свою руку. Иначе можем не справиться.

— Они все-таки мои братья, — засомневался Хантер.

— Отлично, значит, и разбирайтесь сами, — подвел я итог, отхлебывая еще глоток вина.

— Проклятье, Миракл…

— Я уже очень много времени Миракл. Либо вы участвуете наравне с моими гвардейцами, либо разбираетесь сами. Первый удар твой, Хантер.

Это оказалось непросто для него. Он создал братство, он устанавливал правила, в том числе и то, которое запрещало поднимать руку на своих. Черный отряд — не какие-нибудь новобранцы. Элита, самые верные, самые испытанные, самые лучшие. Хантер встал, поднял свой бердыш и направился к сдвинувшимся поплотнее бойцам. Он ничего не говорил. А что тут можно сказать? Быстрый удар. Предвиденье предупредило главу раскольников слишком поздно: Хантер развалил его пополам.

— Руби! — крикнул я.

Иерархи братства врезались в толпу, словно таран. Со всех сторон на братьев набросились мои гвардейцы. Все произошло слишком быстро, но плутонцы привычны к внезапным атакам. Некоторые даже успели выхватить сабли, но не пустить их в ход. Зажатые со всех сторон, они гибли. И только я услышал голос, произнесший:

— Он сделал выбор.

Я обернулся, но позади стоял лишь слуга со склоненной головой. Этот голос, в котором звучала настоящая сила, просто не мог принадлежать ему. Может быть, мой отец все-таки наблюдал за этими своими детьми, но почему-то не вмешался.

— Уберите здесь все, — приказал я. — Больше не хочу никого видеть и слышать. Ты бери вино и иди за мной, — приказал я слуге.

Аркадия закрылась в спальне. Я подвинул кресло к окну, сел и уставился на деревья сада. Тихое бульканье вина, наливаемого в бокал. Я взял его не глядя из рук слуги.

— Неужели это выглядит со стороны так мерзко?

Хотелось с кем-нибудь поговорить, пусть даже с этим безликим, запуганным человечком.

— Когда предаешь тех, кто верил тебе, со стороны это всегда выглядит мерзко. — Его голос звучал тихо и вкрадчиво. Но какие-то нотки мне не понравились. Тихий лязг за спиной. Я обернулся. На столе лежало оружие Луи. Я забрал его с собой — не хотел, чтобы клинок такой отличной работы вернулся к иллюминатам. Сейчас шпага сверкала в руке у слуги. — Великолепная вещь, — сказал он.

— Да, и она предназначена не для твоих грязных рук. — Это самовольство меня разозлило. — Положи его на место и пошел вон.

Он поднял взгляд на меня. Такие знакомые глаза. Ими смотрел на меня Луи, и его брат, и Аркадия. Из уголка глаза скатилась слезинка. Фульк смахнул ее рукой, спокойно, может быть, даже привычно. Эта маленькая капелька была так непохожа на рыдания Аркадии, которая все еще стояла у меня перед глазами.

— Как ты пробрался сюда? — спросил я. — Неужели в Тенях ты превосходишь моих не знающих преград?

— Тени, — задумчиво проговорил он, — баловство. Меня учил дух Хансера. А твой отец не очень хорошо дружил с Тенями. Так и быть, я расскажу тебе. В лесу на Черный отряд по моей просьбе напали оранжевые. Несколько разъездов были высланы следом. Когда они вернулись, я уже занимал место одного из братьев. Это ведь так удобно: лица у них закрыты. В замке я взял одежду слуги. Слуги все время вертятся тут и там, гордые плутонцы их не замечают. Зачем мне Тени?

— А разве Хансер не учил тебя не разговаривать с человеком, которого собираешься убить?

— У всех правил есть исключения. — Он положил шпагу на стол и сделал шаг ко мне, а я этого только и ждал.

Топор я по привычке бросил у входа, но серп-меч был при мне. Атаковать из такого положения, когда между нами кресло, у противника в руках клинок, а твой — в ножнах, не очень удобно. Сейчас — другое дело. Я достиг его одним прыжком и удар нанес с короткого замаха. Он остановил мою руку, резко ударив ребром левой ладони по запястью. Правый кулак устремился мне в живот. Я закрылся, но удара не почувствовал. Это — отвлекающий маневр. Настоящий удар пришелся пяткой под колено — он заставил меня упасть на бок, и вот тут его нога врезалась мне в живот.

— Например, чтобы усыпить внимание, можно и поговорить, — закончил он свою мысль.

Я попробовал встать — и тут же получил три быстрых удара. Не сильных — скорее, не удары, а касания, — но мое тело скрутила такая боль, что я невольно вскрикнул, вновь плюхнувшись на пол. Сомнений не оставалось: плутонский рукопашный бой. А из его известных мастеров я мог назвать лишь отца. Причем работа по болевым точкам — высшая ступень мастерства. Брат Аркадии не зря положил шпагу на стол. Он мог убить любого голыми руками. Может быть, Хансер после Плутона на это и не был способен, но, пройдя обучение у Лин-Ке-Тора, он стал самой смертоносной тварью на Луне. Видимо, ученик перенял его мастерство в полной мере.

Фульк вздернул меня на ноги и тут же взял в удушающий захват. Он полностью контролировал ситуацию от самого начала нашего противостояния, не давая мне даже шанса на сопротивление. Я заметил на его предплечье глубокий порез. Единственный след от моего серпа-меча, не настолько глубокий, чтобы надеяться, что Фульк истечет кровью и ослабнет.

Дверь в спальню открылась. В проеме показалась Аркадия. Бледное лицо, красные заплаканные глаза. Мне захотелось обнять ее, приласкать, успокоить, но обстановка к этому совсем не располагала. Я даже удивился захлестнувшей меня волне нежности.