Это был Курт Серхенсон…

Смерть оборвала его странный дневник, но Антона не оставляло чувство, что этот человек умер спокойно.

Встав с кресла, он подошел к койке. Нужно было собрать прах… Рука Антона потянулась к поясу и застыла.

Нет… Не стоит нарушать покой этого места…

Он был солдатом и за те годы, что вела его судьба по превратным тропкам войны, научился сдерживать свои чувства. Его всегда коробила излишняя ритуальная суета.

Несколько минут он простоял, не шевелясь, в скорбном молчании, вдыхая затхлый запах дома, который за прошедшие столетия сам превратился в склеп. Антон чувствовал себя лишним среди тишины и застоявшегося воздуха.

Кинув прощальный взгляд на прах далекого предка, он повернулся и вышел.

…Пока он находился внутри дома, в безоблачном небе начали сгущаться темные тучи. В вязком воздухе явственно пахло приближающейся грозой.

Антон пересек вымощенный кусками обшивки двор и подошел к калитке.

Пух сидел, словно изваяние, на том же месте, где он оставил его больше часа назад. Увидев человека, он повернул голову.

Антон вышел за границу забора и, стараясь не наступать на черепа, приблизился к коту. Присев возле него на корточки, он заглянул в зеленые глаза Пуха и спросил:

— Значит, ты думаешь, что я — бог, да?

Антон внезапно поймал себя на мысли, что испытывает соблазн. Там, за границами атмосферы, где царили льдистые россыпи звезд, для него не было приготовлено ничего, кроме кровопролитной войны, безумия и смерти. Никто не ждал лейтенанта Вербицкого, У него не осталось родных, а своей семьей и детьми помешала обзавестись все та же война…

— Нет, Пух… мы не боги, — внезапно проговорил он, глядя в зеленые глаза зверя.

Кот покосился на него, не меняя позы, и Антон вдруг понял, что тот испытывает мучительную двойственность, возможно впервые посетившую его первобытный разум. Взгляд кота метался между человеком и стенами святилища, и, видно, в его душе решался в этот момент исключительно важный вопрос, что главнее — человек, неожиданно спустившийся с неба, или же обветшалые стены древнего капища, обитателей которого не застали даже его прадеды…

Наконец он решился. Мускулы Пуха напряглись, шерсть встала дыбом, и он попятился назад. Миновав какаю–то, ведомую только ему незримую черту, он повернулся, нервно уркнул, одним прыжком подлетел к Антону и с ходу толкнул его твердым, как камень, лбом прямо в грудь, требуя ласки.

Второе пришествие состоялось. Выбор был сделан.

Антон рассмеялся, опрокинувшись на спину, и Пух, донельзя довольный, тоже повалился рядом с ним на жесткую упругую траву, радостно мурлыча и тычась носом в руки и грудь Антона. Пилот запустил пальцы в густой мех кота, глядя в бездонную голубизну опрокинувшегося над ним небосвода, на который продолжали медленно наползать, пожирая лазурь, тяжелые грозовые облака.

РАЗВЯЗКА

Через час, спустившись с холма, они прошли около двух километров на запад, двигаясь в глубь котловины, и оказались на краю огромного болота — целое море стоячей коричневой воды раскинулось перед Антоном, созерцавшим его с пологого берега.

Болото было достаточно мелким, и его во всех направлениях рассекали выступающие из воды бугры. На них росли все те же деревья с плоскими раскидистыми кронами, но теперь к ним примешивались кустарник и высокая трава. Из воды торчали стволы растений иного рода, формой листьев они походили на древовидные папоротники, но были значительно ниже и развесистее. В воздухе пахло торфом, слышались звуки чьих–то хлюпающих шагов, шипение, шелест и пронзительные, нервные вскрики каких–то тварей…

Пух, присевший рядом с Антоном, не обращал на них никакого внимания, для него они были обычной многоголосицей родного леса.

Антон посмотрел на хмурящееся небо, видневшееся сквозь прорехи листвы, и огляделся вокруг, ища укрытие от дождя. Скоро должен был наступить вечер, и его заботила мысль о предстоящем ночлеге в котловине. К тому же они удалялись от выхода наверх, где остался истребитель Вербицкого, что не совсем устраивало человека. Но его рыжий спутник, видимо, думал иначе. С настойчивостью, граничащей с обыкновенным упрямством, он тянул Антона в глубь котловины, увлекая за собой в лесную чащу. Коту было, очевидно, плевать на истребитель, и его ничуть не заботила война людей.

Пока Антон оглядывал окрестности, в глубине болота возникло какое–то движение.

Пух моментально напрягся. Шерсть на его загривке встала дыбом, он припал к земле, нервно перебирая передними лапами и втягивая душный, влажный воздух.

Антон застыл, наблюдая за ним.

Шорох приближался. Он доносился с противоположного склона ближайшего пригорка, торчащего из мутной стоячей воды болота в нескольких десятках метров от берега.

Пух, по–прежнему припадая к земле, прополз несколько метров на брюхе, беззвучно вошел в воду и внезапно прыгнул, взвившись в воздух на несколько метров.

Из–за росшего на бугре папоротника Антон не мог разглядеть того, кто привлек внимание его спутника. Рыжая молния с треском врубилась в самую гущу разлапистых, мясистых листьев, откуда тотчас раздалось шипение, короткий вопль кота и звуки отчаянной борьбы.

Антон застыл на берегу, не зная, что ему делать — оставаться на месте или же броситься в болото, где, судя по звукам, кипела нешуточная схватка.

Пока он колебался, все уже было кончено. Из развороченных зарослей показалась измазанная болотной грязью голова Пуха, сжимавшего в пасти растерзанную змею.

Антон невольно покачал головой, удивляясь силе и бесстрашию своего спутника. Туловище змеи все ползло и ползло, и Пух прошествовал не меньше пяти метров, прежде чем из зарослей показался ее хвост. Горло земноводной твари было растерзано, и голова болталась на тонкой полоске чешуйчатой кожи.

Дойдя до берега, он бросил добычу у ног Антона и устало повалился рядом, искоса поглядывая на человека.

С небес понемногу начинали срываться первые крупные капли дождя.

* * *

Небольшой костер шипел и плевался, с трудом пожирая мокрые ветки, но, несмотря на проливной дождь, на ограниченном пятачке под развесистой кроной дерева–зонтика было сухо и уютно.

Антон сидел, прислонясь спиной к шершавому стволу дерева, и курил, глядя в огонь. У его ног растянулся сытый и довольный Пух. Огонь отражался в его огромных глазах, словно в них самих плясали дьявольские язычки пламени.

Наступал вечер.

Несмотря на кажущуюся идиллию, на душе Антона было тяжело, и в его голове ворочались невеселые мысли.

Он не был готов к той роли, что навязывала ему судьба. Прожить остаток жизни на этой планете, пестуя племя первобытных котов, куда, как понял Антон, тянул его Пух, было попросту выше его сил. Но что он мог противопоставить судьбе?