– Сэр, с возвращением вас! Видели ли вы в Портсмуте что-нибудь интересное? Я слышал, что там была битва и французов прогнали на глазах самого короля!

Я не ответил. Спустившись вниз, эконом остановился у подножия лестницы и неуверенно посмотрел на меня, что-то заподозрив:

– Из Лондона отправляют новое войско. Молодой Саймон по-прежнему хочет уйти в солдаты, если война затянется.

– Через мой труп, – ответил я кратко. – А где доктор Мальтон?

– В гостиной. Я…

– Подойдите к нам через пятнадцать минут, – велел я и отвернулся, оставив Вильяма в смятении.

Гай находился в гостиной и был занят чтением. Он окинул меня радостным взглядом, вскочил на ноги и, подойдя ко мне, обнял меня за плечи. Я с удовольствием отметил, что теперь мой друг стал больше похож на себя самого, и печать усталости и печали уже не была столь очевидна на его смуглом лице.

– Ты, наконец, вернулся, – проговорил Мальтон. – Однако выглядишь утомленным.

– Я видел жуткие вещи, Гай, куда более страшные, чем ты способен себе представить. Я расскажу тебе потом, – вздохнул я.

Врач нахмурился:

– С Джеком все в порядке?

– Да. Он был моей опорой все эти недели. А сейчас побежал к Тамасин. Как она?

Доктор улыбнулся:

– Раздобрела, устала и сердится. Но все у нее хорошо. Рожать ей примерно дней через десять, я бы сказал.

– A ты сам?

– Я давно не чувствовал себя так хорошо. Знаешь, моя энергия как будто бы возвращается. Я хочу вернуться домой, вернуться к работе. A если ватага с угла вернется… что ж, все в руках Господа.

– Искренне рад за тебя!

– А знаешь, что помогло мне? Приведение Колдайрона к должному виду. Боже, как нагло держал себя этот негодяй на первой неделе! Однако я не позволил ему сесть себе на шею, отругал его за наглость, как и писал тебе. Тут он притих и стал на какое-то время послушным, но на последней неделе опять набросился на Джозефину…

– Так.

– Он лупил девушку поварешкой. Я отобрал ее.

– Хорошо. Я приказал ему явиться сюда через несколько минут. Однако сперва я должен рассказать тебе кое-что о нем, что не стал доверять письму на тот случай, если негодяй вдруг вскроет его.

Я поведал Гаю о том, что узнал в Портсмуте от солдата о происхождения Джозефины и о бегстве Колдайрона вместе с ротной казной.

– Он – преступник, – заключил я.

– Меня это не удивляет, – отозвался мой друг. – И что ты намереваешься делать?

Я усмехнулся:

– Увидишь.

Вскоре в дверь постучали. Мой домоправитель вошел в гостиную и встал навытяжку посреди комнаты.

– Итак, Вильям Колдайрон или, точнее, Вильям Пайл… – начал я.

Эконом не шевельнулся, однако тело его напряглось.

– В Портсмуте я встретил твоего старого друга. С которым ты любил играть в карты. Некоего Джона Сэдлера, – сообщил я ему.

Колдайрон глубоко вздохнул:

– Помню этого Сэдлера. Бесчестный тип. Увечные солдаты охотно рассказывают всякие небылицы, сэр.

– Он был с вами при Флоддене, когда ты был казначеем и отсиживался в арьергарде. Кроме того, он запомнил, как ты потом, во Франции, забрал с собой Джозефину, когда она была маленькой девочкой.

Вильям судорожно глотнул, его кадык качнулся вверх-вниз на жилистом горле, и он возмущенным голосом произнес:

– Ложь… ложь и клевета… да, клевета! Я подобрал Жожо в горящей французской деревне, я спас ей жизнь.

– Нет, ты не делал этого. Ты взял ее как невольницу, когда решил дезертировать, украв деньги своей роты. За это вешают.

– Все это ложь! – вскричал Колдайрон, но потом снова глотнул и взял себя в руки. Голос его стал вкрадчивым. – Но почему вы поверили Сэдлеру, сэр? Он – злобный лжец. А старому солдату не от кого ждать справедливости, – добавил он самым театральным образом.

– Нетрудно сделать запрос. И тогда тебя будет ждать заслуженное наказание. – На лице эконома появилось затравленное выражение. – А Джозефина знает, кто она на самом деле? – спросил я резким тоном.

– Она помнит, как горела ее деревня, помнит, как жила в лагере, и знает, что это я дал ей возможность жить, обрести свое место в мире, – заявил домоправитель. – Я спас ее, кроме меня, у нее никого нет. Я обращался с ней, как с родной дочерью.

– Гай, – попросил я своего друга, – не окажете ли мне небольшую любезность? Приведите сюда Джозефину.

Медик направился к двери, и Колдайрон обернулся к нему.

– Сэр, – проговорил он с мольбой в голосе, – неужели вы поверили этой лжи?

Мальтон не ответил. Он вышел, и мы с экономом оказались друг перед другом. Вильям облизнул губы:

– Сэр, прошу вас, не доносите обо мне! Если дело дойдет до суда, там могут поверить россказням Сэдлера.

– Слова его нетрудно проверить по ротному архиву. Там мы и узнаем истину.

– Тогда отпустите нас с Джозефиной, – заискивающим тоном повторил мой слуга. – Мы уйдем отсюда в любой момент, как только вы скажете. Хотя мне, старику, раненному на королевской службе…

– Точнее, пострадавшему за мошенничество в карточной игре, как мне говорили.

Лицо эконома на мгновение исказил гнев, однако он промолчал. Дверь снова отворилась, и вошел Гай, за которым последовала испуганная Джозефина.

– Сэр, – немедленно заговорила она. – Я что-нибудь натворила? Отец…

– Тихо ты, Жожо! – осадил ее Колдайрон. – Помолчи.

Я повернулся к девушке:

– Джозефина, тебя никто ни в чем не упрекает. Но мне стало известно, что Вильям Колдайрон не является твоим отцом. Более того, Колдайрон – не его настоящее имя.

Служанка, до этого нервно переминавшаяся с ноги на ногу, вдруг разом притихла. Лицо ее напряглось, а глаза сузились. И я понял, что вся ее тупость и неловкость были, по большей части, ролью… которую она год за годом исполняла для Колдайрона, так же, как Эмма Кертис играла роль собственного брата. Вне сомнения, Вильяму было приятно считать свою подопечную глупой, неуклюжей и зависимой.

– Во время моего пребывания в Портсмуте, – продолжил я, – мне удалось кое-что узнать о мастере Колдайроне. О том, где и как он получил свое ранение…

– Это случилось при Флоддене, сэр, – сказала девушка.

– Ложь. Кроме того, он дезертировал из своей роты, прихватив с собой и тебя.

Джозефина посмотрела на Гая. Тот кивнул. Тогда она повернулась к Колдайрону:

– Но ты же сказал, отец, что люди собирались плохо обойтись со мной, и ты решил защитить меня…

– Я же велел тебе заткнуться! – прошипел домоправитель. – Тупая и нелепая французская кобыла!