Часов в десять на следующее утро после того, как граф Корти отправил последнее донесение, на причале гавани Святого Петра появилась некая женщина; она попросила лодочника переправить ее в Синегион.

На женщине было плотное покрывало и скромная накидка из коричневой ткани, застегнутая от самого горла и донизу. На руках — перчатки, на ногах — грубые башмаки. Одним словом, с виду она была типичной представительницей среднего класса, небогатой, но почтенной.

Причал был запружен народом. Казалось, все стремятся одновременно попасть в зверинец. Лодочников тоже было в достатке. Их суда, всевозможного вида, стояли во много рядов, дожидаясь места у причала; полуголые щеголи так и сяк покручивали весла, добродушно перебранивались друг с другом, как это принято у греков, и выкрикивали оскорбления в адрес тех, кто, дождавшись своей очереди, слишком медлительно торговался.

Женщина дважды просила предоставить ей место на скамье.

— Сколько вас? — спрашивали у нее в ответ.

— Я одна.

— И ты хочешь сесть одна в лодку?

— Да.

— Не получится. У меня мест на несколько пассажиров, а дома жена с четырьмя малолетками, и они просили принести им сегодня как можно больше. Давненько уже никто не глядел в глаза старине Тамерлану, в надежде перепугать его и заставить отказаться от ужина. Раньше-то дело было обычное, а вот теперь — поди ж ты.

— Я заплачу за все места.

— За все пять?

— Да.

— Заранее?

— Да.

— Тогда садись и приготовь деньги — пятьдесят пять нумий, а я пока протолкаюсь мимо этих горластых водоплавающих псов.

Когда лодка выбралась из затора, пассажирка уже держала в руке плату за проезд.

— Вот, смотри, — сказала она. — Здесь безант.

Увидев золотую монету, лодочник нахмурил брови и опустил весла:

— У меня сдачи не будет. Получается, денег у тебя нет вовсе.

— Друг мой, — обратилась к нему пассажирка, — доставь меня побыстрее к первым воротам Синегиона, и монета твоя.

— Клянусь святым покровителем! Считай, что ты — птица, а эти весла — крылья. Сядь в середину, вот так. Ну, вперед!

Лодочник был силен, умел и старателен. Суденышко его стремительно набрало ход и помчалось через гавань. Лодки двигались двумя вереницами, одна вперед, другая назад, причем было заметно, что первые набиты пассажирами, вторые же пусты. Предмет всеобщего интереса явно находился на другом конце, и этот день стал праздничным для обоих городов, и Византия, и Галаты. Впрочем, пассажирка не замечала ничего ни на воде, ни на суше; двинувшись в путь, она не произнесла ни слова, лишь сидела, склонив голову и закрыв лицо руками. Если бы лодочник не сосредоточился так на своем деле — зарабатывании безанта, — он время от времени слышал бы рыдания. Для нее этот день не был праздничным.

— Почти прибыли, — сказал он наконец.

Не поднимая покрывала, она взглянула на низкую стену по левому берегу, потом — на причал, обветшавший от времени и пренебрежения, — он находился напротив ворот в стене; увидев запрудившую вход толпу, она заговорила:

— Прошу, высади меня здесь. Я не могу терять ни минуты.

Берег был крутым, почва — вязкой.

— Ты здесь сойти не сможешь.

— Смогу, если ты положишь мне весло.

— Хорошо.

Через несколько минут она оказалась на суше. Задержалась, чтобы бросить золотой лодочнику и выслушать его благодарность, а потом поспешила к воротам. Оказавшись в Синегионе, она влилась в стремительно шагающую толпу — предстоящее событие обсуждали, будто некое увеселение.

— Он, говоришь, русский?

— Да, и представь себе, тот самый, который привел этого негра, слугу индийского князя…

— Великана?

— Да, того самого, что утопил этого прекрасного юношу, Демида.

— А где теперь этот негр?

— Здесь, в темнице.

— А его чего не отдадут льву?

— А у него есть заступница, княжна Ирина.

— И что с ним будет?

— Попозже, когда про историю в цистерне забудут, ему дадут денег и отпустят.

— Жалко! Забавно было бы посмотреть на его схватку с нашим зверюгой!

— Да, боец он славный.

В этот момент собеседникам открылась центральная постройка — снаружи она выглядела как аркада, увенчанная мощным карнизом с изящной балюстрадой; она носила название Галереи.

— Вот и пришли! Но сколько там наверху народу! Я так и думал, что опоздаем. Поспешим.

— К которым воротам?

— К ближайшим, к западным.

— А под царское место залезть не получится?

— Нет, там охрана.

Болтуны повернули в сторону западных ворот, а женщина в коричневой накидке прошла дальше, пока не оказалась у царского места на северном конце. Под ним начинался широкий арочный проход, в дальнем конце которого находились ворота, ведущие прямо на арену. Вход в тоннель охранял солдат иностранного легиона.

— Любезный друг, — тихим просительным голосом начала женщина, — а еретик, который сегодня примет муку, уже здесь?

— Его вчера вечером привезли.

— Бедняга! Он мне друг, — голос ее дрогнул, — могу я его увидеть?

— Мне приказано никого не пропускать, да я и не знаю, в которой он темнице.

Некоторое время просительница стояла без слов, рыдая и заламывая руки. Из ступора ее вывел рык, низкий и хриплый, явно раздавшийся с арены; она затрепетала.

— Тамерлан! — пояснил солдат.

— Господи! — воскликнула женщина. — Неужели льва уже выпустили?

— Пока нет. Он в своей клетке. Его три дня не кормили.

Подавив волнение, она спросила:

— Какой тебе дан приказ?

— Никого не пропускать.

— К темницам?

— И к темницам, и к арене.

— Понятно! А постоять вон там у ворот мне можно?

— Пожалуй, да. Но если этот монах твой друг, зачем тебе видеть его смерть?

На это она не ответила, вытащила из кармана безант и попыталась пустить золотой луч в глаза стражу.

— Ворота заперты?

— Заложены засовом с этой стороны.

— Они выводят прямо на арену?

— Да.

— Я не прошу тебя нарушать приказ, — спокойным голосом продолжала женщина, — лишь позволь мне дойти до ворот и посмотреть на монаха, когда его выведут.

Она протянула монету, и страж взял ее со словами: