Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты точно должен остаться с нами. – Они уже успели перейти на «ты».
Клозе нравилась Пенелопа. Ему нравились многие женщины. Но в последнее время любил он только одну.
– Сейчас я точно должен пойти и лечь, – сказал Клозе. – Ибо вторая половина бутылки плещется у меня в животе и коньяка там больше, чем снотворного. Если я сейчас не лягу, то куда-нибудь пойду и добавлю. А если я добавлю, то мало вам всем не покажется.
– Тогда иди спать немедленно.
– Слушаюсь, мэм, – сказал Клозе и нетвердой походкой отправился на поиски своей спальни.
Гай Морган вошел в центральный пункт связи МКК «Зевс». Пункт связи был размерами под стать самой МКК – он напоминал футбольное поле, только игроков на нем присутствовало раза в три больше. Кто-то сидел перед дисплеями, кто-то беспорядочно сновал по залу. Нормальный рабочий бардак.
Гай направился к столу старшего по смене. Старшим сегодня оказался капитан Кассиди, с которым Гай был знаком и до мятежа.
Это хорошо. Это здорово облегчает задачу.
– Здорово, Хенк.
– Привет. Надеюсь, ты здесь не по служебным делам?
– А у тебя могут быть проблемы с тайной полицией?
– Это тайна для всех, кроме самой полиции.
– Верно, – сказал Гай. – Ты слышал об информационной диверсии?
– Слышал, – осторожно сказал Хенк. – А кто не слышал?
– Может быть, ты уже видел обращение моего младшего братца к нашему личному составу?
– Нет, – сказал Хенк.
– Я тебя сейчас не как глава тайной полиции спрашиваю, а как полковник Морган. Твой старый знакомый.
– Все равно нет.
– А хочешь посмотреть?
– Это провокация? – спросил Хенк.
– Не совсем.
– Тогда как мне следует понимать твое предложение?
– Прямо. Хочешь посмотреть?
– Ходят слухи… Он вроде бы обещал всем амнистию, если мы вернемся.
– Всем, кроме адмирала.
– Вообще-то он сейчас император, а не адмирал.
– Значит, ты понял, о ком я говорю.
– Это странно, – сказал Хенк. – Амнистия, я имею в виду. Империя не прощает.
– Для Империи настали отчаянные времена. Отчаянные времена порождают крайние меры.
– Ты веришь слухам о вторжении этих тараканов?
– Верю. Мой брат сам видел этих тараканов. Еще до того, как стал императором.
– Работаешь на благо семьи, Морган?
– Сам дурак. У тебя что, в Империи никого нет? Родственники, друзья?
– Родители, а что?
– Ничего. Будешь смотреть ролик?
– Не здесь же. Тогда его смогут увидеть и другие.
– Правильно мыслишь, – одобрил Гай. – Пусть видят.
– Что ты затеял? Еще один мятеж?
– Полагаю, в данных обстоятельствах это нельзя назвать мятежом.
– А как это можно назвать?
– Восстановлением статус-кво.
– Мне не нравится, как это звучит.
– Мне много чего не нравится. Хенк, как давно мы друг друга знаем?
– Лет десять.
– Ты хоть понимаешь, какую мы допустили ошибку, пойдя за Клейтоном? Я хочу эту ошибку исправить. Ты со мной?
– Это зависит от того, что ты от меня потребуешь, – сказал Хенк.
– Поставь эту запись и крути ее по общему каналу столько времени, сколько сможешь.
– А потом сюда придут твои подчиненные и вышибут мне мозги? Сам ты что делать собираешься?
Гай рассказал Хенку, что он собирается делать.
– Ну и дурак, – сказал Хенк.
– Это самый простой выход.
– Ты понимаешь, чем это может кончиться лично для тебя?
– Мой долг перед Империей больше твоего.
– Специальный кодекс чести семьи Морганов?
– Не нам с тобой рассуждать о чести. По крайней мере не сейчас, – сказал Гай. – Сколько в твоей смене людей, которым ты безоговорочно доверяешь?
– Половина.
– Предупреди их, и пусть возьмут на мушки вторую половину.
– У меня здесь связисты. Мы не продержимся против спецназа и пяти минут.
– Спецназа не будет. Только начни трансляцию не прямо сейчас, а минут через сорок.
– Почему так?
– Надо.
– Часы сверять будем?
– Не стоит. Особая точность мне не требуется.
– Как скажешь.
– Хенк, ты точно сделаешь это для меня?
– Нет, – сказал Хенк. – Я сделаю это для нас всех.
– Звучит пафосно, – сказал Гай и протянул Хенку диск с информацией. – Одобряю.
Гай был начальником тайной полиции, поэтому с обращением Юлия он ознакомился одним из первых. Кроме того, он был хорошо осведомлен о царивших на флоте настроениях.
Половина личного состава с самого начала не особенно одобряла идею мятежа и последовала за остальными лишь по инерции. Сам мятеж больше всего напоминал Гаю лавину.
Рядовой состав не рассуждая пошел за младшим офицерским составом. Младший офицерский примерно так же слепо пошел за старшим. А старшие офицеры последовали за небольшой кучкой преданных Клейтону адмиралов.
Клейтон был тем самым камешком, который обрушил лавину. И Клейтон, наверное, был единственным, или одним из немногих, человеком, которого на мятеж подвигли идеологические мотивы.
Кто-то искал власти, кто-то искал деньги, кто-то все бы отдал за чувство собственной значимости. Кому-то просто было все равно. А кто-то побоялся воспротивиться общей массе, думая, что он в меньшинстве, а потому дело его проиграно заранее.
Хуже зла только равнодушие хороших людей.
Среди этих людей был и Гай.
Теперь-то он понимал, что такие, как он, составляли примерно половину от общего числа бунтовщиков и подвела их исключительно собственная пассивность и страх. Если бы кто-то с самого начала высказал несогласие с Клейтоном, он наверняка был бы услышан и мятежа могло бы и не быть вообще. Или он был бы подавлен в зародыше. Может быть, пролилась бы чья-то кровь, но ее оказалось бы несоизмеримо меньше, чем то количество, которое имперские ВКС могут пролить при прямом штурме «Зевса».
Ознакомившись с фактами из императорского послания, люди начнут думать. Люди начнут сомневаться. Рано или поздно люди поймут, куда их зовет их долг.