– Три, два, один!

Он хлопнул в ладоши и зачем-то положил руки на мои плечи. Я сидела не шелохнувшись. Стыдно было признаваться, что гипноз на меня не подействовал, поэтому я притворялась, что ничего не слышу и никак не реагировала.

– Жир! Долой жир! – загробным голосом вещал Венцеслав. – Жир покинет это тело! – Его руки медленно стали спускаться вниз. – Покинет. И останется только здесь. – Его руки жадно схватили мою грудь.

– А-а-а! – заорала я, пытаясь встать.

От неожиданности Венцеслав сжал ладони, не желая отпускать добычу.

И тут в комнату ворвалась Арина. Увидев руки мага на моей груди и мои ошарашенные круглые глаза, она, недолго думая, огрела шарлатана в пятом поколении тяжелой сумкой по голове. Забавная шапочка-колпак нелепо смялась, а лицо Венцеслава сделалось жалким и виноватым.

– Деньги на бочку! – скомандовала подруга, размахивая сумкой возле его головы.

– Но… – пытался возразить заклинатель.

– Я сейчас в полицию позвоню! – пообещала она, хватая меня за руку и подталкивая к двери. – Они и заговор тебе сделают, и порчу снимут, и бесов из тебя изгонят, если понадобится. Живо возвращай деньги, мутновидящий! Кашпировский недоделанный!

Сбитый с толку напором подруги, Венцеслав протянул деньги, и мы побежали прочь.

– Здесь обман! – бросила Арина по пути какой-то толстушке, смущенно переминающейся с ноги на ногу у двери в квартиру гипнотизера. – Жрать надо меньше!

И мы всю дорогу смеялись, не могли остановиться.

На втором году обучения мы уже проходили практику на предприятиях общепита: в столовках, каких-то кафе, выполняли задания, получали оценки. Не одно блюдо испортили, сожгли, пересолили, прежде чем обрели необходимый опыт.

Арина видела себя поваром, меня же больше интересовала кондитерка. Я беспрестанно придумывала новые рецепты тортов и пирожных, а подруга уговаривала меня начать вести свой блог в Сети, выкладывать туда видео и фото с пошаговым руководством и советами по питанию.

Я упиралась. Какие советы по питанию я могла дать, когда сама все еще была не в форме? Да, я вытянулась, мое тело по-женски оформилось, вес стал чуточку меньше, но бедра все еще были чересчур крепкими, плотными, большими, талию опоясывала тугая прослойка жира, да и рукам тоже не мешало бы постройнеть, чтобы не застревать в узких рукавах.

В общем, бурлящие в моем молодом теле гормоны изо всех сил не собирались избавлять меня от пышности. Я изучала свою фигуру, экспериментируя с одеждой все смелее, боролась с все возрастающим количеством прыщей на лице и все чаще замечала, что проходящие мужчины останавливают на мне свои взгляды.

Бабушку перемены во мне и в моей жизни тоже беспокоили. Она тяжело воспринимала мое взросление и желание проводить свободное время с друзьями. Мы ругались, если я задерживалась на прогулке и приходила домой позже оговоренного времени. Все чаще я стала замечать, как она, хмурясь, пытается обнюхать меня – вдруг я курила или пила. Раздражало и то, с каким неодобрением смотрит она на мой первый неумелый макияж и с каким недоверием выспрашивает про ребят, в чьей компании мы с Ариной проводили время.

Может, потому, что ей приходилось тяжело. Она уставала. Ее сократили с хлебозавода, но бабушка устроилась в магазин мыть полы. Она часто вспоминала мою непутевую мать и переживала, что я вырасту такой же. А я угрожала, что уйду из дома, как Ярик.

Я прекрасно понимала, что ей будет тяжело без меня, поэтому угрозы не исполняла, ведь одиночество точит людей не хуже болезней. Хотя и с ними мы тоже уже успели столкнуться: бабулина аптечка каждый месяц пополнялась новыми лекарствами: от сердца, давления и еще какие-то странные пузырьки. На них уходила почти треть пенсии. Львиную долю денег сжирала коммуналка.

Я понимала, что на мои наряды и косметику у бабушки денег нет: ей и так приходилось мыть полы, чтобы мы не голодали, и втайне от нее искала подработку.

Да, может, работа на автомойке вечерами, куда я вскоре устроилась, и не была пределом мечтаний, но платили там хорошо и деньги отдавали сразу. К тому же там же работал паренек из нашей группы – Толик, он и позвал меня. До окончания учебы оставалось всего ничего, и, имея диплом, я стану зарабатывать тем, что мне нравилось. Нужно было только немного подождать.

Это был обычный вечер. Время работы автомойки подходило к концу. В воздухе стояла влажность, и привычно пахло резиной. Под плотной курткой по моей спине противно струился пот.

– Следующий! – махнул рукой мой напарник.

Предыдущая машина выехала, я отошла к батарее, чтобы отжать мокрые тряпки. За спиной скрипнули шины.

– Кузов с пеной, коврики и влажную уборку! – острым мечом рассек привычный шум автомойки до боли знакомый голос.

Я замерла, не двигаясь. Дрожащими руками расправила тряпку и повесила на батарею.

– Хорошо, – отозвался Толик.

Хлопнули дверцы. Судя по голосам, несколько парней покинули салон и отправились в сторону комнаты отдыха. Проводив их взглядом, я подняла воротник куртки и натянула на лоб кепку.

– Сколько ждать? – Голос, раздавшийся прямо над моим ухом, заставил вздрогнуть.

Больше всего на свете я не хотела поворачиваться к нему и отвечать на вопрос, но, кажется, мой напарник куда-то отошел, а водитель машины продолжал топтаться за моей спиной.

– Полчаса, – произнесла я не своим голосом и опустила голову пониже.

Рядом со сливным отверстием сверкали носы начищенных мужских туфель. Мой собеседник разглядывал меня. Я пыталась спрятать лицо: «Хоть бы не узнал! Хоть бы…»

– Хорошо! – сказал парень и направился следом за своими друзьями.

Я выдохнула, хватаясь за батарею, как за спасительный якорь и опираясь на нее всем телом. И тут звук его шагов оборвался. Посетитель остановился, обернулся, пару секунд не двигался, а потом хрипло спросил:

– Колбаса, ты?

В душе будто спичкой чиркнули.

Я повернулась и с достоинством встретила его взгляд. Пальцы привычно сами сжались в кулаки, тело напряглось, готовясь отразить удар, а плечи воинственно выдвинулись вперед. Не позволю! Никому больше не позволю так себя называть! И тут же с недоумением отметила, что во взгляде парня не было ни намека на насмешку.

Это был Левицкий. Тот же высокий темноволосый задира, но уже не мальчик – мужчина. Повзрослевший, с заострившимися скулами, с легким оттенком синевы на подбородке – первыми островками пробивающейся щетины.

Передо мной стоял уже не разгильдяй-десятиклассник, а разбитной студент-первокурсник, баловень судьбы, ленивый мажор. Все, начиная от дорогой одежды и заканчивая расслабленной позой, говорило о том, что он готов, не упуская ни секунды, жадно пробовать эту жизнь на вкус. Золотой мальчик из моих воспоминаний – острый на язык, безжалостный, циничный, гадкий. Тот, из-за кого все разрушилось. Тот, кто когда-то сумел проковырять дыру в моей броне и легким движением разрушил светлый образ Ярика. Он с интересом разглядывал меня.