— Лишь сегодня утром я обнаружил ошибку, — произнес Пол. — Я позволил себе осмотреть ваш пиджак.

— Я бы поступил точно так же, — заметил Лоренс.

— Похоже, вы не очень-то расстроены, — нерешительно сказал Пол, — обнаружив себя в странном доме со странным человеком в странном городе.

Лоренс вновь улыбнулся про себя, но на этот раз его улыбка все-таки прорвалась наружу.

— Не хочу показаться пресыщенным, — сказал он, — но такого рода штуки творятся со мной постоянно. Вся моя жизнь — это цепь случайностей, и другой жизни я бы не желал. Надеюсь, у вас есть еще чай?

Пол принялся заваривать свежий чай, а Лоренс спросил:

— А этот Дочерти, зачем он приезжал? К чему вся эта секретность?

— Боюсь, это действительно секрет. У меня будут очень большие неприятности, если я рискну посвятить вас. Скажем так, он приезжал, чтобы выступить на… политическом собрании.

— А-а, политика, — протянул Лоренс, и от Пола не укрылась скука, с какой он произнес это.

— Полагаю, политика вас не интересует? Вы не назовете себя прирожденным политиком?

Пол поставил перед Лоренсом чашку со свежим чаем, на этот раз послабее и погорячее.

— Боюсь, все это кажется мне довольно наивным, — ответил Лоренс. — Спасибо. Видите ли, таким образом все равно ничего не изменишь.

— Ну, здесь я с вами не соглашусь. Просто вокруг нас слишком много пораженческих настроений. Если бы мы все вместе постарались, если бы мы действовали сообща… да и вообще… полагаю, вы человек религиозный, судя по вашим словам? В таком случае это вы наивны! Религия, как справедливо сказал Маркс, — это опиум для народа.

— Совершенно верно. Готов под этим подписаться.

— Понимаю, — сказал Пол, несколько сбитый с толку готовностью, с какой согласился собеседник. — Значит, вы не верите ни в политику, ни в религию? Н-ну… — Он на мгновение задумался. — Значит, насколько я понял, вы материалист? Что же, цель вашей жизни — деньги без оглядки на щепетильность и мораль?

— Да вовсе нет, — ответил Лоренс. — Деньги — это корень зла.

— Полностью солидарен с вами. Значит, вы просто-напросто гедонист? И цель вашего существования — откровенный и бесстыдный поиск удовольствий?

— Да ничего подобного, — обиделся Лоренс. — По личному опыту я знаю, что мирские удовольствия мимолетны, как легкий ветерок.

— Я придерживаюсь того же мнения, — согласился Пол. Он сел напротив Лоренса и устремил на него изумленный и пытливый взгляд. — Тогда к чему вы стремитесь? Что движет вами? Тяга к знаниям, власти, любви? Кто вы — сентименталист, экзистенциалист или эстетический пантеист? Или просто алкоголик? Какова ваша система ценностей? Какие принципы управляют вашей жизнью?

— Моя система — это отсутствие системы, — ответил Лоренс. — А мои принципы — это отсутствие принципов.

— Звучит весьма беспринципно, — сказал Пол, — и крайне бессистемно.

— Вы ко мне несправедливы, — возразил Лоренс. — У меня есть свои убеждения, столь же логичные, как и ваши, а может, даже более логичные. И я живу в полном соответствии с ними.

— Очень хорошо. Окажите мне честь и поведайте, что это за убеждения.

— Ну хорошо, возьмем ситуацию, в которой мы с вами оказались. Два незнакомых человека ведут беседу в гостиной в Шеффилде. К этому что, привели политические обстоятельства? Это продукт идеологии? Только до определенной степени. Или нашу беседу способна объяснить религия? Это что, составная часть гигантского предначертанного свыше плана, замысленного всемилостивым Господом нашим? Хотел бы я увидеть доказательства этому. Нет, мне кажется, что все наши действия определяются исключительно случаем или, как я предпочитаю говорить, везением. Так называемая свобода выбора, все эти якобы ответственные решения — мы принимаем их под влиянием обстоятельств, над которыми не имеем ни малейшей власти. Осознайте этот факт, и вы окажетесь ближе к пониманию жизни. Человек, который это осознает, является поистине везучим человеком.

— Не очень-то оригинальная философия. — Пол пренебрежительно взмахнул рукой.

— А я этого и не утверждаю. Но мало кто имеет смелость отнестись к ней всерьез. Такая философия слишком пугает людей.

— А кроме того, она вряд ли поможет объяснить, почему вы оказались здесь.

— В том-то все и дело. Никаких иных объяснений нет — за исключением столь длинных и столь запутанных причинно-следственных цепочек, что их попросту невозможно проследить. Наверное, я никогда не узнаю, почему я оказался в этом городе и в этом доме. Я знаю только, что собирался навестить сестру в Дерби, но заснул в поезде.

— Вот вам и объяснение: вы устали и потому заснули. Что может быть проще?

— Но я не был уставшим. Я совсем не был уставшим. — Лоренс нахмурился. — Наверное, мне следует позвонить сестре и сообщить, где я. Не правда ли, странно, что, кроме вас, ни одна живая душа не знает, где я нахожусь сегодня утром.

Пол рассмеялся.

— И снова вы ошибаетесь. Незадолго до того, как вы спустились, я позвонил к вам домой и сообщил.

— Вы звонили в Ковентри?

— Да.

— Вот вам классическая иллюстрация моего утверждения. Потому что, если бы человек, которого я люблю, не работал в газетном киоске, вы бы этого сделать не смогли.

— То есть?

— Ну, насколько я понял, вы нашли телефонный номер на первой странице моего ежедневника? Но у меня не было бы никакого ежедневника, если бы человек, которого я люблю, не получал его бесплатно каждый январь.

— Понимаю.

— И как нарочно, именно по этой причине ваш замысел на самом деле потерпел крах. Потому что если бы этот дневник не был бы дорог мне как память, я давно бы его выбросил, поскольку он позапрошлого года, да и по указанному в нем адресу я больше не живу. — Лоренс подождал реакции, не дождался и продолжил: — Так что, скорее всего, ваш звонок встретили с полным недоумением.

— И вовсе нет. Я разговаривал с женщиной по имени Аманда. Она все о вас знает. Она даже знает, почему вы уехали из Ковентри.

Лоренс привстал, искренне удивленный.

— Аманда? Какая Аманда?

— Я не спросил. Я решил, что вы добрые знакомые. Более того, судя по ее словам, она ваш близкий друг.

Тут Лоренс смутился, потому что, насколько ему было известно, у него не было знакомой женщины по имени Аманда, да к тому же обитающей по его прежнему адресу. Но я не вижу никаких причин, почему вы должны разделять его неведение.

Любопытно, как два человека могут существовать в непосредственной близости друг от друга, даже работать или жить в одном месте, но при этом в столь различной степени знать друг друга. Вот возьмем Лоренса, он наверняка узнал бы Аманду, доведись ее увидеть. Ее лицо показалось бы ему знакомым, но это было бы лицо человека, которого он знает не настолько хорошо, чтобы при встрече непринужденно кивать или улыбаться. Тогда как сам он занимал все мысли Аманды; Лоренс был объектом ее неодолимого влечения, центральной фигурой ее душевного пейзажа. Мне говорили, что это называется «потерять голову». Так вот, Аманда потеряла голову из-за Лоренса в ту самую минуту, когда впервые увидела его — через несколько недель после того, как они поступили в университет, но ее страсть так и осталась неудовлетворенной — по вине весьма неудачного стечения обстоятельств. Почти восемь месяцев Аманда пыталась подстроить встречу с Лоренсом, часами просиживая в столовой технического факультета. Она напрасно тратила время, потому что Лоренс, изучавший общественные науки, не имел к техфаку ни малейшего отношения. Просто Аманда однажды видела, как он берет книгу в библиотеке технического факультета, и по глупости решила, что он будущий инженер. Но Лоренс брал книгу для друга, который слег с сильнейшей простудой, потому что накануне вечером забыл в автобусе плащ и возвращался домой под проливным дождем. Иными словами, ошибка Аманды крылась в том, что она строила свою жизнь на вполне логичных наблюдениях и выводах, и, как следствие, провела бесчисленные часы в малоприятной обстановке, дожидаясь Лоренса, когда он, скорее всего, сидел один совсем в другом буфете в каких-то двухстах ярдах от Аманды и даже не подозревал о ее существовании.