Уже засыпая, я почему-то пришел к мысли, что поэтапное разрешение этих тайн приоткроет завесу моего происхождения.

Дождавшись вечера, я вышел из подвала.

Осмотрелся, поправил на ремне автомат и решительно двинулся вперед, намереваясь к исходу ночи быть в пункте назначения. Не самое приятное времяпровождение бродить по развалинам в ожидании очередного нападения, но вопреки ожиданиям, добрался без особых проблем, не считая пары растраченных попусту патронов — и все из-за расшатанных в последнее время нервов. Или все-таки кто-то продолжал следить за мной? И патроны не были выпущены впустую?

Ранним утром, когда солнце еще спало в своей постели за далеким горизонтом, достиг знакомых кварталов. Здесь уже чувствовалось присутствие разумной жизни: указатели на домах, намалеванные тусклой краской, не позволяли потеряться — вернее, каждый заблудившийся не смог бы отвертеться, что попал сюда случайно; праздношатающихся туда-сюда проныр, желающих поживиться за счет общины, всегда было предостаточно. Будучи представителем власти, перевидал не одну сотню подобных типов. И если бы не мое внушительное снаряжение, в данный момент я запросто мог бы стать их добычей.

Но пока в мои планы не входило неожиданное появление в родных местах. Свернул в сторону, сделав крюк: за утерю имущества по головке еще никого не погладили. И меня точно не встретят с распростертыми объятиями. Но продолжать поиски напавших на меня людей в изученных районах гораздо легче и безопаснее. Это и привело меня сюда. Стоило пройти пару кварталов, и я увидел знакомую водонапорную башню, возвышавшуюся на окраине города, словно одинокий перст, указующий в небеса. Для меня она всегда являлась неким символом, знаком из прошлого, смысла которого я не постиг до сих пор, несмотря на многие часы, проведенные на ее верхушке в созерцании звезд в поисках этого потаенного смысла.

К сожалению, мой путь лежал немного западнее тех мест, которые можно было назвать родными. Предстояло обогнуть опасные районы Москвы по дуге и добраться до ее северо-западной оконечности, где, по расчетам, находилась одна из общин, пригревших «гадюку на своей груди» — банду грабителей, посмевших посягнуть на собственность ГГО, напав на егеря, — представителя власти. Бросивших вызов лично мне, бросивших вызов всей системе.

Решил, не теряя время, идти при свете дня, зная где и как можно было скрыться от солнечных лучей. Топать предстояло километров десять-двенадцать, поэтому для начала следовало сделать короткий привал, чтобы немного подкрепиться и, набравшись сил, без всяких задних мыслей двигать далее. Свернул в один из знакомых закоулков, тут можно было спокойно отдохнуть в расчете на то, что никто не побеспокоит моего уединения.

Знакомый подъезд двухэтажного дома, с окнами, выходящими на улицу, — идеальное место для раннего завтрака: спокойная трапеза плюс наблюдение за подступами — залог хорошего начала дня. При мыслях о еде в животе предательски заурчало. Я даже немного испугался — если в радиусе сотни метров есть живые существа, этот звук мог выдать меня с потрохами. Вспомнив о потрохах, я невольно поежился. У той твари потроха были скользкие и почему-то сухие, как вяленый рыбий пузырь.

Поднявшись по лестнице, очутился в небольшой комнатушке. За последние годы, странствуя по окрестностям города с различными заданиями, я не раз останавливался в этом месте, чтобы передохнуть и переждать солнечную активность. Иногда проводил здесь несколько суток подряд, пережидая редкие, но страшные по своей силе ураганы и не редкие, но не менее страшные солнечные бури.

Я всегда испытывал к своему излюбленному убежищу некое чувство привязанности. Сейчас оно захлестнуло меня с новой силой, вместе с волной воспоминаний, приятных и не очень. Может быть, именно эту комнатушку я мог с полной уверенностью назвать своим домом? Я огляделся: не очень-то приглядное место, но почти родное.

Ну да. Выбирать не приходится.

Сквозь щели в ставнях пробивался утренний свет. Я плотно прикрыл дверь и занялся нехитрыми приготовлениями к обеду. Когда насытился, решил полежать на куче старого тряпья: скакать по развалинам на полный желудок неблагодарное занятие. После еды тело тяжелеет, снижается внимание и координация. Лучше, если есть возможность, немного отдохнуть. Приняв горизонтальное положение, блаженно вытянулся и смежил глаза. В голове и шее мягко потянуло, на веки точно легли чьи-то тяжелые и мягкие одновременно ладони. Дыхание замедлилось и незаметно для себя я провалился в глубокий безмятежный наполненный красками сон.

Я увидел широкую предвечернюю набережную какой-то реки, огражденную высоким кованым парапетом. По выложенной узорной плиткой дорожке прогуливались парочки. Сгущались теплые летние сумерки. Фонари вдоль дорожки тускло горели, было похоже, что они щурятся в неподвижном воздухе, пытаясь как следует рассмотреть заваливающееся за линию горизонта ласковое солнце и запомнить его таким на короткую июньскую ночь. На мне были легкая гавайская рубашка, льняные брюки и бежевые в сеточку туфли.

Я чувствовал себя легко и непринужденно. Встречаясь иногда взглядами с прохожими, рассеянно улыбался, мне улыбались в ответ. Мыслей никаких, и когда кто-то осторожно дотронулся до моего плеча, вздрогнул от неожиданности и кинул настороженный взгляд в сторону. Рядом со мной шла миниатюрная девушка лет семнадцати-девятнадцати. Она почти невесомо держалась за мою руку и, казалось, не ступает по плитке дорожки, а парит над ней в своем легком ситцевом платье, и стоит ей отпустить мой локоть, она взмоет в небо и скроется из виду где-то среди проступивших звезд.

— О чем ты думаешь? — спросила меня девушка. Более глупого и заезженного вопроса трудно себе представить. Но это прощалось ей. Кроме того, я понял, что всегда извинял ей ту легкость, с которой она могла произнести любую чушь. И прежде всего именно за ее воздушность и искренность, с которой она существовала рядом со мной. Это проявлялось во всем: в словах, в жестах, во взглядах и даже в том, как она молчала.

Мы остановились около парапета. Я разглядывал причудливые извивы орнамента изгороди, она смотрела в воду.

— Алексей, — позвала она.

Я отвлекся от переплетений выкованных из железа невиданных цветов и экзотических для нашего климата райских птиц.

— Я думаю о тебе, — не задумываясь, соврал я. И тут же понял, что это не ложь, я действительно думал о ней. Ни о чем, кроме нее, думать просто не хотелось, ни о чем другом думать я при всем желании не мог.

Она смахнула с парапета упавший с дерева лист. Я проследил за ним взглядом, пока он не коснулся тихо плещущейся о бетон волны и не закачался ей в такт. Она вновь меня позвала:

— Алексей.

— Да, — отозвался я.

— Где твой автомат?

— Что?

— Где твой автомат?

Я испугался, поняв, что безоружен.

Она не на шутку разволновалась. Она трясла меня, безостановочно выкрикивая как заклинание одно и то же: