В то время, когда гиксосы еще не изгнали нас – до нашего исхода, – нами правил фараон Мамос. Я, Таита, был тогда рабом вельможи Интефа, номарха Карнака и великого визиря всех двадцати двух номов Верхнего Египта. Однако наряду с другими своими многочисленными титулами и почетными званиями мой хозяин звался также господином Некрополя и хранителем царских усыпальниц.

Он бы хранителем гробниц фараонов, былых и настоящих, мертвых и живых. Но, что гораздо важнее, он был назначенным архитектором гробницы фараона Мамоса.

Мой господин Интеф никогда не умел творить. У него скорее был дар создавать хаос и сеять разрушение. Сомневаюсь, что он мог бы построить загон для скота или голубятню, тем паче замысловатую усыпальницу, достойную фараона. Получая от царя все положенные ему по чину царские награды и милости, трудную работу, к которой у него не было ни склонности, ни желания, он оставлял мне.

Вельможу Интефа я воспоминаю не слишком хорошо и радостно. Это он приказал одному из своих приспешников оскопить меня. Это был жестокий и совершенно безжалостный человек. Но в конце концов я с ним расквитался.

Однако задолго до этого счастливого дня я придумал все помещения, туннели и погребальные залы великолепной усыпальницы фараона Мамоса. А потом руководил работами строителей, каменщиков, художников и ремесленников, создававших эту усыпальницу.

Наружный саркофаг фараона Мамоса вырубили из цельной исполинской гранитной глыбы. Он был достаточно просторным, чтобы вместить семь серебряных гробов, которые аккуратно входили один в другой. В самом последнем, внутреннем гробу должно было храниться забальзамированное тело фараона. Все вместе представляло собой огромную тяжесть. И все эти гробы следовало благоговейно перевезти на четыре тысячи локтей от погребального храма на берегу Нила к гробнице у начала Долины Царей.

Для этого перемещения я придумал и провел прямой, как стрела, канал от берега Нила через пойменную черноземную равнину до самого входа в царскую усыпальницу. Этот канал был достаточно глубок и широк, чтобы прошла погребальная баржа фараона.

Но судьба фараона Мамоса повернулась иначе. Он не успел ни дня провести в своей гробнице – гиксосы выгнали нас из наших земель. И, когда мы уходили в долгое изгнание, царица Лостра, жена фараона, приказала нам увезти с собой его забальзамированное тело.

Много лет спустя царица Лостра велела мне придумать и построить другую гробницу в свирепых нубийских диких землях, в тысячах лиг к югу. Там Мамос лежит и сегодня.

А его первая гробница в Долине Царей все эти годы пустовала. Но, что было гораздо важнее для моих планов, канал, который я построил от берега Нила до царской гробницы, сохранялся в прекрасном состоянии. Я знал это, ведь совсем недавно я проехал верхом по его берегу с моими маленькими царевнами, чтобы показать им усыпальницу их отца. Должен признать, они не проявили никакого интереса к истории своей семьи.

Даже спустя много лет я отлично помню размеры погребальной баржи Мамоса. Память у меня безупречная. Я никогда не забываю ни происшествий, ни чисел, ни лиц.

Сейчас я измерил наши захваченные минойские триремы. Потом приказал Зарасу ненадолго встать на якорь в спокойной воде, а сам спустился в реку, к килю, и измерил, сколько воды вытесняет трирема с грузом слитков в трюме. Эти данные отчасти менялись от корабля к кораблю.

Я вынырнул, довольный результатами своих измерений. Теперь я мог сравнить погребальную баржу фараона Мамоса с захваченными нами триремами. Канал мог пропустить самую крупную из трирем, причем с обоих бортов должно было остаться по десять, а под килем не менее пятнадцати локтей воды. Это еще больше подбодрило меня; много лет назад я выложил дно канала гранитными плитами и разработал систему шлюзов, благодаря которой канал всегда заполняла нильская вода.

Мой опыт свидетельствует: если относишься к богам с должным почтением и уважением, боги склонны отвечать тем же. И хотя они бывают капризны, на сей раз они меня не оставили.

Последний отрезок нашего пути я спланировал так, чтобы к погребальному каналу мы подошли вскоре после захода солнца. В темноте мы пришвартовались у каменного причала под погребальным храмом фараона Мамоса. Конечно – Мамос сейчас бог, поэтому у него есть собственный храм над Нилом, на расстоянии небольшой пешей прогулки от причала, куда высадились мы с Зарасом.

Храм этот не очень внушителен. Должен сознаться – по моей вине. Когда мы вернулись из исхода и разгромили гиксосов в битве у Фив, моя госпожа царица Лостра решила посвятить храм своему мужу, давно умершему фараону Мамосу. Она хотела оказать ему почтение и в то же время выразить благодарность за наше возвращение из диких земель.

Разумеется, построить храм она приказала мне. Когда я понял, о каких размерах и о каком великолепии она грезит, это потрясло меня и встревожило. Храм должен был затмить своим великолепием большой дворец фараонов на противоположном берегу реки. Фараон Мамос и без того погрузил Египет в бедность, возведя две свои гробницы: ту, что стоит здесь, у входа в Долину Царей, и еще более сложную и дорогую гробницу в Нубии.

А теперь моя госпожа, кем я восхищался и перед кем преклонялся, собирается еще больше разорить Египет сооружением нового поразительного здания в память о муже.

К счастью, я сумел склонить на свою сторону ее единственного сына, нынешнего фараона Тамоса, человека вполне разумного. Долгий и горький опыт научил меня к тому же обуздывать чересчур дерзкие желания госпожи. Храм Мамоса, на котором мы со временем остановились, вдвое меньше дома сборщика налогов в Фивах, и я даже сумел обойтись без мраморных полов.

Такой довольно скромный храм не требовал стольких жрецов, сколько задумала моя госпожа. Я умерял ее запросы, пока наконец она покорно не вскинула руки и не согласилась с моим предложением – четыре жреца вместо предложенных ею четырехсот.

Теперь, когда мы с Зарасом прошли от реки к задним воротам храма и прошли в него, не объявляя о своем приходе, мы застали четырех жрецов пьяными от пальмового вина. Компанию им составляли две молодые женщины, почему-то обнаженные. Женщины участвовали в религиозном обряде с двумя жрецами; обряд заключался в том, что они катались по глинобитному полу, вцепившись друг в друга и издавая дикие возбужденные крики. Два незанятых жреца хлопали в ладоши и призывали участников к более энергичному поклонению.

Прошло некоторое время, прежде чем кто-то из них заметил нас. Тут женщины схватили свою одежду и скрылись за потайной дверью за статуей бога Мамоса. Мы их больше не видели и в последующем разговоре со жрецами не упоминали.

Жрецы Мамоса хорошо ко мне относятся. После смерти царицы Лостры я стал ответственным за выделение им ежемесячной платы. Четверо жрецов склонились передо мной и призвали на мою голову благословение бога.

Когда они склонились к моим ногам, я достал из-под плаща Печать ястреба фараона. Они онемели от благоговения. Старший жрец подполз к моим ногам и попытался их облобызать. От него несло потом, вином и дешевой женщиной. Я отступил, а Зарас отговорил его от дальнейшего поклонения, хлопнув мечом по голым ягодицам.