Митя придвинулся к Кате, взял ее руку в свои теплые ладони и насмешливо повторил последнее сказанное ею слово. Она в тон ему тоже повторила: «Да, индифферентно». И тут случилось невероятное: Митя отпустил ее руки, в обе ладони взял ее лицо, приблизил его к своему и коснулся губами ее щеки. Потом затронул губы, очень мягко, затем прижался к ним с силой. Не обращая внимания на ее удивленные попытки заговорить, он продолжал целовать ее. Только когда отнимал на миг свои губы от ее губ, взглядом почти гипнотизировал ее. Наконец отстранился, и она с трудом сумела проговорить: «Что ты делаешь, Митя?»

Потрясенная Катя медленно отошла к окну. Митя так же медленно двинулся к ней, ругая себя самыми страшными ругательствами. Встал рядом и произнес:

— Прости, Катя. Это был просто случайный порыв… Не бери в голову. Ведь я мужчина.

Видел, как к Кате постепенно вернулось самообладание, как она взглянула на него своим прежним, очень внимательным взглядом. Ее волосы распушились, одна прядь — такая же темная, но со знакомой ему рыжинкой, высвободилась от туго стянутой прически. Это был так нравящийся ему собранный заколкой длинный струящийся так называемый конский хвост. Заговорил, обращаясь к ней, но больше пытался объяснить себе свой безотчетный поступок. Виноватый вид был и у Кати: она корила себя за свое поведение перед Лизой и спутниками-парнями, за то, что почти интимно, украдкой пожимала его руку.

— Да, милая Катя… Я не удержался… ты мне в этот момент понравилась… Просто понравилась. Как всегда. Ты же знаешь меня, знаешь, как я отношусь к тебе. Как друг. — Помолчал и продолжал, уже сам веря всему сказанному. — Люби Костю. Знаешь, что он сказал мне перед отъездом? Сказал, что будет любить тебя всегда. Что ты для него навсегда. Что ты его единственная, настоящая любовь.

И остро реагируя на едва слышный вздох Кати, заговорил своим обычным спокойным тоном:

— Я ведь тебе друг, верный, преданный друг. Это так?..

Знал, что Катя необычная девушка, но лишний раз убедился в этом, услышав:

— И ты меня прости, Митя. Я тоже отношусь к тебе слишком хорошо. Ты тоже мне нравишься. И знаешь, как ты мне нравишься? — Улыбка на ее лице была красноречивее слов: ласковая и лукавая. — Как брат. Да, как брат. А ты любишь меня любовью брата, и может быть, еще сильней.

Митя засмеялся и подумал: «Нет, с ней не соскучишься. Мне с ней так легко».

— Хорошая ассоциация, Катя. Ты Татьяна Ларина, а я — кто?

— Конечно, Онегин. Ассоциация хорошая, ведь не все же время мне быть Наташей Ростовой.

Митя взял ее руку и, смеясь, наклонился, чтобы поцеловать ее руку так, как это делает кавалер прекрасной даме, приглашая ее на танец. Обхватил ее за талию и закружил по комнате под ее восклицание, что она, оказывается, умеет танцевать.

— Так вы работаете над интервью? — Их остановил Лизин голос.

Митя вышел, оставив Катю одну объясняться с подругой. Ведь выдумкой своей она обязана самой себе. К тому же ему необходимо было охладиться.

— Вы с Митей не можете обходиться друг без друга.

Упрек Лизы отрезвил Катю. Надо было срочно отмести все подозрения.

— Митя так добр ко мне. Знает, как я скучаю по Косте. — И заторопилась с объяснениями. — Ведь мы здесь только по его приказу. Да, мой Костя просто заставил друга развлечь меня в день рождения. Вот он и развлекает меня.

— Что-то он чересчур старается. — Но Лизу интересовали только ее собственные мысли и чувства. Катя успокоилась, слушая излияния подруги.

— Как ты считаешь, кто мне нравится: Игорь или Володя? Вот что ты заметила? Кому из них я нравлюсь?

Кате легко было угадать:

— Ты нравишься Володе, и он нравится тебе.

Лиза была поражена.

— Оказывается, ты наблюдательна. Несмотря на твою зацикленность на Мите.

Все-таки Лиза уколола ее. Ну, Ветка, погоди!

— Володя — как бычок, куда его ни позови, послушно пойдет за тобой.

— А Игорь?

Катя задумалась. Игорь Сергеев тот еще Дон Жуан. Ему придется вечно искать свою Донну Анну, настолько он ветреный. Знает, что красив, неотразим, но и знает очень, кто ему нужен, какая жертва откликнется на его призывы.

— Лиза, не забывай про этих мужчин, все они пройдохи. Я тебя в который раз предупреждаю. Даже Володя-бычок вдруг начнет бодаться.

Подруги, смеясь, пошли развлекаться. Катя пообещала себе поменьше оставаться наедине с Митей. Хотя знала, что вряд ли это удастся и сегодня, и завтра, до возвращения домой.

Наступили и потянулись обычные дни, заполненные лекциями и семинарами, работой в корректорской не только над гранками журнала, но и над утомительной правкой коммерческих рукописей. Ей уже доверяли не просто исправлять ошибки графоманов-заказчиков, но и редактировать. Заведующая редакторским отделом Екатерина Ильинична по-матерински относилась к ней и уже стала доверять так, что предоставляла свободу в исправлениях — лишь бы заказчик был доволен.

Дома была атмосфера печали — тетя скучала без дочери. Маринка была еще та любящая дочь: редко звонила, мало писала в электронной почте о своих делах. Тете удалось оплатить ее годичную стажировку в лондонской консерватории, имевшей свой оркестр, достаточно известный за рубежом. Катя по-прежнему оставалась в своем закутке, но благосклонно ей было разрешено пользоваться компьютером в комнате Марины. Уже хорошо…

Костя звонил часто, не каждый день, но Катя не успевала соскучиться по его голосу — так уставала, сидя по вечерам за компьютером. Ее мобильный телефон — подарок Кости звонил, и она слушала такой любимый и такой родной голос. Можно было высказать тревогу о его здоровье, можно было пожаловаться, что скучает. Она едва удерживалась, чтобы не сказать, что тоскует. А она действительно тосковала, почти до слез. Одна мысль, что нескоро увидит его, заставляла сжиматься сердце.

Но вот пришла неожиданная радость — прилетел Костя. Уже из родительского дома он сообщил об этом, и радостно слушал, как Катя ругает его за то, что не сообщил заранее о своем приезде. Потому что, как горячо она объясняла ему, от счастья можно слететь с катушек. Она так и произнесла это выражение — очень ей нравились жаргонные словечки, почерпнутые из сочинений самодельных авторов. Костя согласился с ней, сказав, что и у него от долгожданной встречи может поехать крыша.

И вот они встретились. Катя отпросилась на работе, бежала к стоянке на Большой Никитской и, наконец, увидела Костю. Он стоял у своей машины, его волосы развевались под майским ветром. Катя отметила: у него теперь была другая стрижка из длинных волос, которые он нетерпеливо откидывал со лба и только в помещении они будут лежать спокойно. Долго стояли, обнявшись, а потом в кафе неподалеку жадно оглядывали друг друга, сцепив руки. Речи их, привычные при встрече после долгой разлуки, были одни и те же.