— Что ты сказал?! — кричит он, срываясь на фальцет: — да я тебя! — и он идет на меня, выставив нож вперед. Шаг вперед и моя куртка в левой руке — накрывает его руку с ножом, он тотчас напрягается и тянет руку назад, но я не даю ему возможности освободить ее. Удар мыском ботинка в коленную чашечку заставляет его застыть, на мгновение, но долю мгновения и этого времени мне хватает чтобы нащупать его запястье под курткой. Я хватаюсь за его руку, радуясь, что все еще могу соображать, и Зверь не забрал себе контроль и управление. Двумя руками — если у противника в руке нож, то вы не станете рассчитывать на хват одной рукой. Вам важно вывести нож из игры. Я веду его руку вдоль себя, подталкивая ее снизу своим предплечьем, веду выше, болевой на локоть, провожу его локоть по прямой, образованной моим плечом, лопаткой, основанием шеи — подныриваю под его рукой… резко дергаю его руку вниз и в сторону… Сихо-нагэ! Бросок на четыре стороны! Любимый прием из айкидо, которое и специализируется на болевых на руки в стойке и выросло из противостояния с вооруженным холодным оружием противником.

Раздается противный хруст, рот моего противника растягивается в гримасе боли, но он не успевает произнести ни звука, как я бросаю его прямо вниз и его голова с треском ударяется о асфальт. Краем глаза вижу выпавший из его руки нож и отбрасываю его в сторону ногой. Адреналин и ненависть бурлят в моей крови, и я толчком поднимаю ногу, выбирая точку приложения энергии. Шея. Конечно же шея. Вернее — горло. О нет, я не смогу перебить позвоночник, даже ударив в прыжке, падая вниз, суммируя энергию удара с энергией падения, но горло… перебить трахею и оставить его медленно умирать в этом переулке, хватаясь за свою глотку и не в силах вдохнуть живительного воздуха, потому что опухоль перекрывает дыхание… но сперва переломать руки, кисти довольно хрупкие, чтобы он не смог набрать номер телефона, не смог сделать себе трахеотомию…

— Ха! — моя нога опускается на его руку. Хруст. Есть. Я поднимаю ногу снова. Зверь рычит внутри, ему мало, он требует вырвать ему кадык, выдавить глаза и выпустить кишки, намотать на голову и вытащить язык на грудь, превратить его в кровавую кашу, пульпу, фарш…

— Кента! Стой! Пожалуйста! — кто-то хватает меня сзади и Зверь сразу же пытается вырваться и взять контроль — кто-то напал на нас! Локтем в лицо, разворот, удар, удар, удар, солнечное сплетение, печень, горло, висок… я с трудом сдерживаю его, чувствуя как его рычание отдается вибрацией в моих костях. Нет, нельзя. Это свои.

— Кента! Ты что творишь?! — говорит Томоко, держа меня за рукав: — хватит с него уже!

Зверь рычит внутри меня и мне стоит огромных усилий не ответить резко, не оттолкнуть ее, не зарычать в ответ. Я стискиваю зубы и закрываю глаза. Вдыхаю. Задерживаю дыхание. Выдыхаю. Открываю глаза. Осматриваюсь.

Время словно замерло и все звуки потерялись в падающем сверху снеге. У моих ног тяжелой темной кучей лежит напавший на нас алкогольный самурай. Чуть в стороне — там, куда я его отбросил — лежит нож. Обычный стилет с обоюдоострым лезвием и боковой выкидкой. Рядом со мной стоит Томоко и смотрит мне в глаза, держа меня за рукав. Рукав, кстати — почти оторван и я только сейчас понимаю, что мне сейчас должно быть холодно. Я аккуратно освобождаюсь из ее рук и наклоняюсь над лежащим (Томоко напрягается), подбираю свою куртку и отряхиваю ее. Надеваю. Меня все еще колотит от количества адреналина, я не чувствую холода, но надо одеться, иначе простыну. Я поднимаю голову вверх и смотрю как потрескивающая лампа в уличном фонаре освещает падающие крупные (почти с кулак!) снежинки.

Я вдруг понимаю, что мне все это время было скучно. Да, безопасно. Но… мы ведь все равно все умрем, верно? Кроме того — Зверь внутри меня требует, чтобы его выгуляли и долго я противится этому не смогу. Лучше всего слить его энергию общественно приемлемым способом. Как Декстер Морган, например. Или Бэтмен. Думаю, что у Бэтмена тоже есть свой темный попутчик, иначе зачем он скачет по крышам в обтягивающем трико лично, а не платит отряду квалифицированных наемников. Нет, ему это нравится. У него есть свой Зверь, просто он кормит его теми, кого он называет «злодеями». Просто для того, чтобы оправдать свои действия, дескать я убивал только плохих парней.

Хорошо, думаю я, приди уже в себя. Ты только что нарвался на неприятности на ровном месте, просто потому что хотелось рискнуть, хапнуть адреналина, пожить на грани, быть как Сэм, Сиддхартха, который поставил свое тело и жизнь на кон. Испугал девушку, которую считаешь своим другом, едва не убил алкогольного самурая, которого, конечно, добропорядочным гражданином не назовешь, но и умирать в луже своей мочи, пытаясь вдохнуть воздуха с перебитой трахеей — вряд ли заслуживает.

— Спасибо — говорю я, поворачиваясь к Томоко и вижу в ее глазах облегчение.

— Хорошо, что ты вернулся — говорит она: — я уж думала…

— Спасибо, что помогла мне — отвечаю я и глажу ее по плечу: — давай я закончу тут и …

— Не надо! — округляет глаза она: — не надо… заканчивать его.

— И в мыслях не было. — я наклоняюсь и некоторое время изучаю алкогольного самурая. Так и есть — дрыхнет. Запомните детки, если вы хорошенечко наваляли люлей пьяному дядечке — то он скорее всего заснет. Да, вот так, со сломанной рукой и, скорее всего — с сотрясением мозга. И с ножом в жопе — добавляет внутренний Зверь, но уже не так уверенно, как прежде. Он пытается отстоять свою точку зрения, мотивируя это тем, что если уж сказал — то надо делать, иначе на районе уважать не будут и вообще, чего нам стоит? На то пошло, воткнуть так, чтобы кровью не истек, ну в самом деле… я мотаю головой, окончательно прогоняя темного попутчика. Переворачиваю его на бок, так, чтобы не захлебнулся своей рвотой, если она будет. Нахожу у него в кармане телефон и набираю сообщение в полицию. Потому как — замерзнет же к утру. Вытираю телефон и кладу ему в карман. Думаю о том, что падающий снег уже через двадцать минут скроет все следы. А еще