Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не уверена. Она слишком быстро разгорелась.
– Серьезно? – Элиан стер с подбородка сок тыльной стороной ладони. – Ты изучаешь философию власти и не знаешь, кто здесь обладает властью? Я тебе подскажу, принцесса. Ты и обладаешь.
И вот тут-то последовал электрический разряд. Элиану сошло с рук замечание о Талисе, поэтому он, должно быть, ослабил внимание, и боль застала его врасплох. Мальчик дернулся, рука подогнулась, и он упал навзничь. Я бросила дыню и ухватила Элиана как раз вовремя, чтобы он не разбил себе голову о камень. Но никакого рычага, чтобы подпереть тело, у меня не было, и я аккуратно опустила его на землю.
– Элиан?
Он не отозвался. Только еще больше откинул голову, так что подбородок задрался в небо, оголяя горло, глаза закатились, черные ресницы сомкнулись. Если бы у позы эмбриона была противоположность, то вот она – сама беззащитность. Было видно, как на шее, где мягкие ткани, бьется пульс.
И от этого внутри у меня что-то сжалось, скрутилось, как будто выжимали мокрую тряпку.
Всю жизнь я была так осторожна, так защищена броней, так собранна, а тут он, открытый и… и…
Я не могла додумать, что «и». Во всяком случае, в этот момент – ничего «дурацкого».
– Ну что за ерунда, – сказал он. – Не могли они нас не перебивать, что ли?
Внутри у меня снова сжалось, потому что я была согласна. Я согласилась с ним!
– Это ты сбил большого надзирателя? – спросила я. – Я… я надеюсь, что ты.
Элиан не ответил. Может, не понял, как важно мне было это произнести, встать на сторону беспорядка. Он поднял обеими руками кусок дыни и принялся изучать на нем пики и разломы.
– Столько суеты вокруг меня. – Он еще откинул голову и улыбнулся мне перевернутой улыбкой. – Клянусь тебе, дома я был никто.
– Перестань. Внук Уилмы Арментерос – никто? Эта женщина – воплощенная легенда!
– Да, но мама держала меня от всего этого подальше. Я оставался почти никем.
– И уверена, ты не безобразничал.
Я обошла его, чтобы у него не заболела шея от разговора со мной.
– Н-н-ну-у-у, – протянул он, растягивая слово и разворачивая к нему соответствующую хитрую улыбку. – Разве что самую малость. Время от времени.
– Время от времени… – повторила я, стараясь выглядеть строго, но мне плохо удалось.
Я сидела и смотрела на него сверху вниз.
Элиан положил дыню себе на живот и внимательно вгляделся в меня. Глаза у него снова были настороженные, и я знала, совершенно однозначно: он собрался сделать что-то категорически предосудительное.
– А ты? Тебя еще никто не… уводил? Ты сама – безобразничала?
– Редко.
Теперь строгость мне удалась. Отчетливо.
– А хотела бы?
– Хотела бы что?
У него были серьезные глаза. Даже испуганные. Но голос зазвучал сладко, как персик.
– Чтобы я тебя умыкнул?
– Элиан, за пределами этой территории я герцогиня. Никакая наша совместная прогулка не сможет пройти без участия чиновников по протоколу.
Он засмеялся – или только изобразил смех? – и огляделся по сторонам.
Проверял зоны видимости.
Я знала эти зоны намного лучше его. Знала, что Паноптикон скрыт стеной сарая. Наших лиц он не видит. Можно было не поворачиваться, чтобы в этом убедиться, но все же, исключительно от нервов, я повернулась и посмотрела на него. Потому что вдруг поняла, куда клонит Элиан. Он вовсе со мной не заигрывал. Или, может быть, и заигрывал тоже, но на самом деле этот разговор о том, чтобы сбежать отсюда.
Элиан научился говорить шифром обители. И сейчас им воспользовался. И предлагал мне побег.
Паноптикон его видеть не мог, не мог прочитать по губам. Маленькие паучки в одежде могли его слышать, но не в состоянии были проникнуть сквозь все оболочки смыслов.
– Ну, одно-то свидание у нас наверняка грядет, – сказал он. – С участием… чиновника по протоколу.
С Лебединым Всадником. Меня всю скрутило от напряжения, когда я вспомнила ее: вежливая белая женщина, с темными волосами, напоминающими шапочку синицы. Войдет в класс. Назовет оба наших имени…
– Когда?
Этот вопрос я задавала себе с первого мгновения, как увидела Элиана. Знает ли он, что ему предстоит умереть, или только догадывается? Знает ли, когда именно?
Это слово вырвалось у меня слишком бурно. На растоптанной грядке повернулся надзиратель и стал нас изучать. Я вежливо улыбнулась ему, улыбнулась Элиану, как будто польщена его вниманием. Мои щеки дрогнули в улыбке.
– Мы и так, – сказала я. – У нас уже назначено свидание.
– И этот день придет так скоро…
– Думаешь?
Знает ли он?
Руки у меня были липкими от сока. Я вытерла их о грубый лен рабочих штанов.
Элиан взял мою руку за запястье, останавливая ее и оглядывая меня сверху донизу. Я уверена, он пытался изобразить взгляд, «каким мужчина смотрит на женщину», но у него скорее получилось, «как инженер смотрит на пилон моста». Сколько же нужно страха, чтобы флирт получился таким кривым? Должно быть, немало.
Ему страшно. Очень страшно.
– Так что ты думаешь? – спросил он. – Готова ли ты… чуточку побезобразничать?
«Сбежать. Ты пойдешь со мной?»
Я перевела дыхание и ответила:
– Нет.
Казалось, он был откровенно поражен, словно его предали.
Но ведь он должен понять: из обителей сбежать невозможно. Мы окружены силами противника, превосходящего по всем статьям. Элиан ведь должен понимать, что случается с людьми, бросающими вызов Талису.
– Нет, Элиан, мы не сможем. Ты не сможешь.
– Не смогу? – переспросил он, и в его голосе было больше камней, чем сиропа. – Увидишь.
Вместо ответа я сжала его руку. Он сжал мою. А затем – неловко, потому что мешали наши сцепленные руки, – я опустилась в траву рядом с ним.
Мы лежали, и нас постепенно окутывал вечер.
Лежали и не говорили ни слова.
Может, кому-то покажется странным, что дети королей и президентов интересуются половой жизнью дойных коз, но с приближением конца августа наступала пора заниматься этой темой.
Если надо сформулировать в двух словах, что такое обитель, эти два слова будут «сделай сам». (Еще можно: «академическая строгость», или вот: «ритуальное убийство».) Весь мир теперь, больше чем когда-либо, существует по принципу «сделай сам». Вообще, мы, люди, на горьком опыте научились, что нам надо стать экологичной, низкоуглеродистой цивилизацией и жить на Земле так, чтобы не наносить ей вреда. («Ребята, пора уже, – сказано в Изречениях. – В одиночку мне, знаете, мир не спасти».) И тем не менее многое все же зависит от принадлежности к общественному классу. Мои августейшие кузины – маленькие графини и крошки-маркизы в плиссированных шотландских юбочках – наверное, и огурцов-то не закатают.