В переписке знатных русских пленных особенно часто фигурирует купец Анисим Исаков. Судя по всему, он был особенно близок к Хилкову и даже занимал для него деньги у шведов. Кроме того, шведские власти считали его причастным к планируемому, но так и не состоявшемуся бегству царевича Александра Имеретинского в 1707 году.

Большая часть рядовых русских пленных, конечно же, не могла себе позволить отказаться от единственного источника существования — платы за труд, который временами был очень тяжелым. Начиная с 1703 года русские подданные были заняты на строительстве нового королевского дворца (взамен сгоревшего в 1697 году) под руководством известного архитектора Никодемиуса Тессина-младшего. А он, как неоднократно жаловался Хилков, был «зело жесток человек к русскому народу» и равнодушно относился к тому, что «невольники» работают в лохмотьях и в преддверии зимнего времени не имеют никакой теплой одежды. Ситуация была настолько одиозной, что королевский церемониймейстер Спарвенфельд обратился к королевским советникам со специальным посланием, в котором обвинил Тессина в отсутствии человеколюбия. Кстати, именно ему в 1724 году Петр I заказал проект Андреевской церкви в Санкт-Петербурге. Через год проект был сделан, но так и не был воплощен в жизнь из-за смерти русского императора.

То, что именно рядовые и гражданские пленные находились в самом тяжелом положении, подтверждается статистикой болезней и смертей среди них. По сообщению Хилкова, только к 1703 году от безденежья и непосильной работы умерли 30 человек из гражданских пленных, а 80 тяжело болели. Что касается пленных каролинов, то наибольший процент смертности был среди рядовых воинов, которых в массовом количестве русские власти отправляли на большие стройки, рудники, верфи и т.д. Тяжелый труд, плохие условия жизни, эпидемии стали причиной гибели нескольких тысяч пленных, в частности, при строительстве верфи в крепости Середа около Воронежа.

Все вышеуказанное однозначно свидетельствует, что пленные обоих государств испытывали большие затруднения при получении государственных средств, будь то жалованье с родины или кормовое содержание от противника. Основная проблема заключалась в отсутствии регулярности, а это, в свою очередь, грозило самыми серьезными проблемами, влекло за собой голод, страдания и даже смерть. В этих условиях приходилось надеяться на помощь родных и, что еще более вероятно, на частные займы.

Брать деньги в долг пленные начинали практически сразу после пленения. Например, русские генералы, оставшиеся после Нарвы без имущества и денег, неоднократно обращались за помощью к состоятельным жителям Нарвы, в частности к уже упоминавшемуся Ефиму Костфельту, а оказавшись позже в Ревеле, к Ягану Лантингу[44]. Граф Пипер после Полтавы занимал деньги для своих соотечественников, оказавшихся в такой же ситуации, у киевского губернатора князя Василия Голицына.

Кто становился кредитором пленных? К услугам каролинов были практически все иностранцы русского государства, прежде всего жители Немецкой слободы. Среди них были не только представители торговых и банковских фирм, но и обычные ремесленники и служители. Список кредиторов полковника А. Бойе дает наглядное представление о том, кто принимал участие в судьбе пленных. В нем упомянуты купцы Киссель, Миллер, Моросин, Валберг, лекарь Фихт, кузнец Стратор, повар Раулт и даже дворецкий генерала Бутурлина. Помощь как возмездная, так и безвозмездная приходила со стороны иностранных послов: известно о материальной помощи английского посла Чарлза Уитворта.

Русские пленные в Швеции были не столь благополучны, хотя аристократия и высокопоставленные военные без труда находили желающих одолжить им деньги. Чаще всего это были те же самые банкиры и купцы, которые помогали шведам. Их заинтересованность можно объяснить не только прямой материальной выгодой, но и возможностью установления или укрепления связей с Россией. Списки кредиторов русских пленных, в первую очередь генералов, также были довольно длинными — как, например, у князя Трубецкого, который к 1710 году задолжал несколько тысяч рублей более чем тридцати человекам.

Понятно, что кредитоспособными в первую очередь были представители офицерской и чиновничьей аристократии. Большой удачей также было, если пленник или его родственники имели связи в банковском и торговом мире. Неслучайно именно русские купцы со временем, восстановив свои связи, смогли оказать помощь русским генералам в переводе денег и передаче писем. То, что отец попавшего в русский плен королевского драбанта Карла фон Роланда был преуспевающим купцом, позволило ему достаточно регулярно получать денежные переводы. Также повезло Иоакиму Дитмеру, отец которого был уважаемым человеком в Нарве. Еще более известным, и что важно — в Москве, был его дядя — ювелир и купец Александр Клерк. Эти обстоятельства и собственные личные качества позволили Дитмеру стать весьма успешным и состоятельным человеком в плену. Во время пребывания в Сибири у него занимали деньги соотечественники и местные жители, и он был одним из немногих, кто имел свой собственный дом.

Со временем система займа денег была хорошо отработана и реализовывалась в двух основных видах. Нуждающийся в средствах пленник выписывал вексель на определенную сумму и отправлял через купца или банкира родным или знакомым, которые оплачивали его. После этого он получал деньги от кредитора. Второй способ был более быстрым: в ряде случаев можно было получить деньги сразу после составления векселя. Подобная практика была доступна знатным и состоятельным пленникам.

Также для получения кредита необходимо было заручиться гарантиями авторитетных для кредиторов лиц: как правило, это были все те же высокопоставленные и знатные пленные. Но и этот фактор не гарантировал им быстрого получения своих денег и прибыли обратно. Этот риск с лихвой окупался процентами с долга, которые все время росли, в отдельных случаях достигая десяти в месяц. Да и сам вексель также имел определенную стоимость. Все это затрудняло заемные операции, а для большинства пленных делало и вовсе недоступными.

С большой надеждой пленники ждали писем с родины, в которых среди прочего сообщалось, когда, сколько и через кого были отправлены деньги и векселя. Но не всех пленных радовало их содержание. Напрасными были надежды полковника Бова, которому жена написала в 1718 году, что не может оплатить его вексель «по скудости своей». Генерал Росс получил известие от жены, что в связи со свадьбой их дочери она затрудняется с переводом векселя и т.д. Вместе с тем даже те, кому писали о переводе денег на вексель, вынуждены были запастись терпением.

Для того чтобы ускорить получение денег, состоятельные пленники стали использовать практику взаимозачета на частном уровне. Так, королевский асессор Самуэль Йоте 6 декабря 1703 года написал Книперкроне в Москву, что он выдал его жалованье Долгорукому и Хилкову и «они обещали, что эти деньги тебе отдадут». Годом ранее Йоте выдал жалованье ротмистра Врангеля генералу Вейде, а ротмистр получил такую же сумму в Москве. В 1718 году племянник полковника А. Юленкрука написал ему из Стокгольма, что он может получить деньги по векселю в домах Трубецкого и Головина. Это означало, что родные полковники уже выдали такую же сумму в Швеции упомянутым русским генералам. Но и эта практика не была беспроблемной. Так, мать шведского пленного ротмистра Кнута Курка выдала 9 рублей 20 алтын русскому ротмистру Олимпию Толбузину, отпущенному в 1710 году на размен 48 каролинов, с тем чтобы такую же сумму получил ее сын в России. Но, как выяснилось в 1722 году, русский ротмистр не выполнил свое обещание.