Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если что-то и видели случайные свидетели, то лишь номер машины Сэлли, хотя я и поставил её в квартале от злополучной виллы…
А у Сэлли полное алиби — в американском посольстве сегодня приём по случаю дня рождения посла. Там сегодня такой праздник, виски и шампанское будут литься рекой…
Сэлли по этому поводу даже не стала садиться за руль… А я для неё, как обычно, на дежурстве… То есть то, что я взял её машину, ей вряд ли в голову придёт…
Так, теперь надо быстренько попасть в резидентуру, разобраться с бумагами, и… дорогой Фогель, вы — у меня в кармане! А то, что в саквояже на вас, герр консул, компромата вагон и маленькая тележка, в этом я не сомневаюсь! Если же там ещё и материалы, дополнительно компрометирующие Гольдмана, то тем лучше — переправим их в Центр…
Уж если “Чангу”не удалось орденок за задержание международного афериста отхватить, может, он мне обломится?!»
В течение двух минут Полещук не мог попасть в щель замка зажигания — одеревеневшие руки то тряслись, то вообще отказывались повиноваться.
Наконец разведчик, откинувшись на спинку сиденья, закрыв глаза, сделал несколько дыхательных упражнений, вдумчиво просчитал до пятидесяти, и… мотор завёлся с полоборота…
* * *
Ожидания Полещука были вознаграждены сполна: не докторский саквояж — ящик Пандоры.
Прежде всего разведчик наткнулся на лежащую сверху фотографию, на которой два господина в смокингах (один из них — Фогель!) играли в настольный теннис, а Гольдман лежал на столе в чем мать родила, изображая сетку!
Судя по всему, фотографию или недавно положили в саквояж, или её часто рассматривали…
Остальное пространство портфеля занимали пакетики с героином, из чего можно было сделать вывод, что основным занятием Гольдмана в Катманду было всё-таки не криминальное абортирование и врачевание состоятельных аборигенок, а переправка в Европу наркотиков.
Именно в Европу, потому что доктор скрупулёзно вёл бухгалтерию, неизменно указывая не только пункт назначения отправляемого героина, но и адрес получателя и обязательно сумму, полученную или причитающуюся.
«Стоп! — осенило Полещука. — Но ведь Гольдман мог переправлять героин в Европу только с помощью консула… Да, скорее всего, так оно и было.
Фогель по дипломатическому каналу переправлял зелье своим подельникам в МИД ГДР или “Штази”, а там уже оно, как по капиллярам, расходилось по всей Европе…
А деньги за переправку героина Гольдман вручал консулу под видом карточного проигрыша… И свидетели имелись: польский и чешский дипломаты… Всё очень естественно! Проиграл — расплатись…
А вот и ведомость, сколько денег в течение последнего года Фогель получил от Гольдмана…
Стоп! А что это за пачка писем? Пожелтевшие… Лет им, по крайней мере, двадцать… А! Переписка между Гольдманом и Фогелем.
Надо же, адрес получателя — Фогеля — один и тот же: Берлин. А приходили они, Бог мой! И из Амстердама, и из Монако, и из Парижа, и… Да ну их к черту, этих влюблённых “голубых”!.. Неужели может быть так крепка любовная связь между двумя гомосексуалами?!
Ладно, пусть “Штази”и Интерпол разбирается… Завтра прилетает из отпуска “резак”, полковник Тимофеев, вот я его и огорошу…
Жаль, конечно, “Чанга”, но, с другой стороны: на войне — как на войне… Если не в результате закулисных интриг своих коллег, товарищей по оружию, падёшь, то станешь добычей ползучих гадов! В буквальном смысле слова, н-да…»
* * *
Через полгода в непальскую резидентуру пришла депеша из Центра.
За проявленную инициативу в работе и чекистскую бдительность капитану Полещуку приказом Председателя КГБ СССР было досрочно присвоено звание майора.
А в качестве пилюли, которая, по замыслу Секретариата КГБ, должна была подсластить разочарование разведчика, — ведь он надеялся на получение какого-нибудь орденка, очень подробно описывалось то, какой экзекуции был подвергнут полковник Фогель.
Оказывается, после проведенных дознания и следствия полковник Курт Вольфганг Фогель был подвергнут офицерскому суду чести со смертельным исходом.
В парадной форме, при всех регалиях за более чем двадцатилетнюю службу, его вывели во внутренний двор «Штази» и в присутствии старших офицеров разведки министр госбезопасности Восточной Германии Эрих Мильке сорвал с него погоны. После чего Фогеля тут же расстреляли…
Потерпев очередное фиаско в скорее воображаемом, нежели в реально приносящем прибыль предприятии «Гольдман — Фогель», Полещук понял, что надо срочно сменить вектор поиска денег.
Он пришёл к мысли, что нужную сумму можно заполучить только в какой-нибудь солидной организации, и чем претенциознее она будет называться, тем лучше. А что здесь, в Катманду, может быть весомее КГБ и ЦРУ?
Однако оперативная касса родной резидентуры уже опустошена, значит, остаётся второе…
Да-да, у него даже есть к кому обратиться — второй месяц кряду с ближайшего горизонта не сходит Джон Беллингхэм, чьи потуги выдать себя за «чистого» дипломата вызывали у Полещука лишь скептическую улыбку, потому что его принадлежность к противоборствующему разведсообществу была для капитана совершенно очевидна.
«Только вот в чём вопрос, — размышлял Полещук, — кто он, этот Джон? Рядовой вербовщик-привлеченец или “охотник за скальпами”, наделённый руководящими полномочиями?
Впрочем, какая к чёрту разница! Не может Беллингхэм не откликнуться на просьбу советского дипломата.
Дать мало ему не позволит профессиональная гордость, а чем больше даст, значит, тем выше летает. Да и вообще, чем больше просишь, тем больше дают…»
Для начала Полещук решил проконсультироваться у Сэлли.
Наивный! Несмотря на откровения доктора Гольдмана, подслушанные им в казино, он продолжал искренне верить, что Сэлли влюблена в него бескорыстно и безусловно.
«Как знать, — рассуждал Полищук, — может быть, дисциплинированный ум американки функционировал независимо от её души, и она тоже влюблена в меня? Влюбляются же врачи в своих пациентов… А в том, что я для неё — пациент, а она — мой куратор, сомнений нет!»
Чтобы не потерять вес в глазах любовницы, Полещук не стал распространяться о своих финансовых трудностях, сослался на некоего сотрудника советского посольства, у которого якобы родился сын, и ему поэтому позарез нужны деньги.
Как бы невзначай спросил, кто из американских дипломатов может дать взаймы сумму в несколько тысяч долларов.
Сэлли, не задумываясь, ответила, что самый богатый человек в посольстве — это Джон Беллингхэм.
«Это значит, — подумал Полещук, — что мой постоянный партнёр на теннисном корте не просто вербовщик-привлеченец, а целый резидент…
Что ж, была не была! Я вас, чертей, всё равно переиграю! Я от дедушки (Комитета госбезопасности) ушёл, а от бабушки (ЦРУ) и подавно уйду!