— Насчет никто не купит ты загнул, — не согласился Рибер. — Та же Гренландия, Антарктида…

Извицкая смотрела.

— Ты дура, — спокойно сказал Ливанов. — Умный человек в этой стране принципиально не попадает в ситуации, где пришлось бы бояться. А в Банановой весело и бестолково, я давно хотел пожить там немного. Правда, у них жарковато, но ничего, куплю себе хороший кондишен. А с газом все не так просто…

…Было уже очень поздно, второй или даже третий час ночи, но время давно остановилось и потеряло значение, как оно всегда бывает на продымленных и забитых под завязку спорящими людьми интеллигентских кухнях этой страны. Уже обсудили и газ, и власть, и современную поэзию, и счастье, и раза три — глобальное потепление. Кто-то прощался и уходил домой, протискиваясь между телами, кто-то проявлялся неизвестно откуда, меньше людей не становилось, происходила обычная ротация, наглядно доказывающая всеобщую взаимозаменимость. Извицкая исчезла, на коленях у Ливанова сидела теперь увесистая Соня Попова, она хихикала и млела каждый раз, когда он вспоминал ее пощупать.

Содержание кислорода в воздухе все сильнее стремилось к нулю, кто-то, зажатый ближе к окну, распахнул створку, и драная по краю тюлевая занавеска вспучилась, как виртуальный парус на гламурном островном корабле. На фантомном, в сеточку, ночном фоне обозначился силуэтный профиль с черной бородой. Ливанов ссадил с колен протестующую Соню, но, пока он это делал, силуэт исчез, трансформировавшись в гигантский вазон с кактусом-опунцией, да и вообще, наверное, хватит на сегодня пить.

— А в шесть утра у меня поезд, — сказал в пространство Ливанов. — Или в семь?.. подожди падать, солнце, дай сверюсь с искусственным интеллектом. Будешь смеяться, дорогая, все-таки в шесть.

— Так пойдем ко мне, — бесхитростно предложила Соня. — Я близко живу.

— Как мы с тобой договоримся, Дим? — засуетился Юрка Рибер, умевший договариваться в любом состоянии.

Очень захотелось его послать, но, наверное, это было бы не совсем правильно, и Ливанов бросил:

— Приедешь — на месте созвонимся.

Он тяжело поднялся и двинул к выходу, подталкивая перед собой Соню и взрезая, как фигурой на носу корабля, ее мощным корпусом волны риберовских гостей, колышащихся в душном дыму. По дороге ему совали на прощание руки, и Ливанов все их пожимал, кто-то махал издали, кто-то похохатывал, похлопывал по плечу, давал советы. Сонечкины уши впереди пылали горячим красным цветом.

Уже на лестничной площадке воздух был прохладен и неправдоподобно, отрезвляюще свеж. Соня повисла на Ливанове, губы у нее были мягкие и кисловатые, как прибродившие фрукты. На ногах она держалась очень нетвердо, пришлось прислонить к штукатурке и придерживать одной рукой, шаря другой в кармане в поисках мобилки.

— Такси? — удивилась Соня. — Не надо, я тут рядом живу, в соседнем доме.

— А я живу далеко, у меня поезд через пару часов и даже запасных трусов с собой нет, — Ливанов продиктовал адрес и развернул ее к себе за мочки пылающих ушей. — Ты смешная и глупая, за это я тебя и люблю. Поедешь со мной на Соловки?

рубрика: Саквояж

КАК ПЛАНИРУЮТ ЛЕТО ЗНАМЕНИТОСТИ Дмитрий ЛИВАНОВ, писатель:

— Вы меня об этом спрашиваете каждый год, наверное, в надежде услышать что-нибудь новенькое. Ничего подобного, не дождетесь. Этим летом я снова еду на Соловки, потому что лучшего места просто нету нигде. А самое лучшее место на Соловках — лагерь Сандормох, мы туда вдвоем с дочкой поедем, она уже второй месяц все ест и хорошо себя ведет, насколько это вообще возможно, Лилька у меня чертенок, хотя и солнышко.

Вообще же Соловки — это символ. Символ нашей иррациональной логики, которая почему-то действует, хотя казалось бы, — а по-другому и не бывает в этой стране. Все мы прекрасно знаем, что территория исторических Соловков затоплена в результате глобального потепления. Согласитесь, новое побережье Белого моря и Безледного океана можно было назвать как угодно. Только в этой стране могли додуматься сделать ставку на бренд, нагруженный таким невероятным, мощнейшим негативом. Но, с другой-то стороны, и сам бренд мощнейший!

И когда отгремели все скандалы насчет цинизма, плясок на костях и так далее, оказалось что? Оказалось, весь мир стремится к нам сюда, на Беломорье, на Соловки. Нас полюбили именно за то, за что когда-то особенно ненавидели. Парадоксальный эффект, возможный исключительно в этой стране и нигде больше. Другое дело, мы никак не можем по-настоящему получить удовольствие от этой неожиданной всеобщей любви. Секс без оргазма, знаете ли, утомительное занятие, не приносящее счастья. А потому счастья в этой стране нет и, боюсь, не будет…

Но я все равно еду на Соловки, потому что там хорошо. Буду писать новую вещь, трилогию в стихах «Глобальное потепление». Но это уже, пожалуй, не по вашей теме.

Из опроса глянцевого журнала «Великолепные вакации»

— Да, Дмитрий Ильич… Не может быть, какая удача!..Конечно, разумеется, будем очень рады. Я вам перезвоню. Еще раз большое спасибо, — Вероничка повесила трубку и улыбнулась снисходительной ухмылкой профессионалки.

— А меня он послал, — задумчиво сказала Юлька.

Редакторша пожала обнаженными плечами, не снисходя до объяснения очевидного. И то правда, на Юлькиной памяти Вероничку действительно никто и никогда не посылал. Вот сама она могла своим вкрадчивым, протяжным и всегда, не только в сиесту, будто заспанным голосом послать кого угодно и как угодно далеко.

— Послезавтра он у нас в эфире…

Вероничка сделала микропаузу и победно, словно джокер из рукава (хотя никаких рукавов на ней, разумеется, не было — одни прозрачные полосочки топика с кондишеном), выложила основное:

— В реальной студии!

— Это как? — оторопела Юлька.

— Очень просто. Он здесь, в нашей стране. Приехал вчера по каким-то своим делам, я не вникала.

— Блин. Могла бы вникнуть!

Редакторша посмотрела на нее с легким недоумением и даже брезгливостью, и было абсолютно понятно, что именно она думает: с какой это радости такое вот ничтожество светится в эфире, а вся-распрекрасная-я вкалываю на нее за кадром, и никакой благодарности? Впрочем, ни о чем другом в Юлькином присутствии Вероничка никогда не думала. Да и, по-видимому, вообще никогда.

Демонстративно отвернулась и принялась листать глянцевый журнал с белым лайнером на обложке и кучей барышень в купальниках под пальмами внутри. Вероничка собиралась в отпуск. Весь «Супер-Мост» в связи с переходом на летнюю сетку вещания отправляли в отпуск со второго числа и аж до следующего телесезона, причем последнее было весьма под вопросом. По студии ходили разнообразные слухи и сплетни, однако по большому счету никто особенно не парился. В нашей стране по определению не бывает ничего стабильного или хотя бы долгосрочного, а тем более здесь, на текучем, как ртуть, и безалаберном, как тинейджер, отечественном телевидении.