Приняв предлагаемую мною в этой книге точку зрения, и рассматривая тревогу как форму реакции, вызываемой изменениями как во внешней среде, так и в тех компонентах Я, к которым Эго относится как к чему-то внешнему, мы получаем возможность классификации защит по их отношению к биологическим адаптивным реакциям.

Как мы уже видели, и животное, и человека заставляет насторожиться что-то новое в окружении. Такая бдительность подготавливает их к действию, и настороженность длится, пока не будет выбрана соответствующая форма реакции. Если впервые воспринимаемый объект воспринимается как опасный или угрожающий, в распоряжении имеются три разных типа самозащитных реакций: агрессия, бегство или подчинения, последняя из которых является ответом более слабого существа на угрожающее поведение доминантного представителя его вида. Я полагаю, что психологические защиты аналогичны трем формам биологической реакции, так как и тем, и другим предшествует тревога, и те, и другие защищают целостность индивида. Однако они различаются тем, что защиты призваны обеспечивать прежде всего психологическую целостность, а не физическое выживание. Одним из последствий великой психологической эволюции человека и его самосознания является его готовность защищать свою психологическую целостность с такой же силой, с какой животные отстаивают свою физическую целостность, и его способность чувствовать боль, депривацию, опасность, угрозу в результате изменений окружающей среды, имеющих чисто ментальный характер. Это доказывает, что физическая реакция человека на психологический стресс похожа на реакцию животного на физическую опасность. Согласно С. Барнетту (S.A. Barnett),

У человека усиление кортикальной секреции адреналина в ситуации конфликта возникает как при возможности повреждения или смерти; очевидно, что телесная реакция на унижение схожа, в некоторых отношениях, с реакцией на ситуацию, угрожающую жизни или целостности организма.

Психологические защиты отличаются от биологических реакций на физическое воздействие тем, как они определяются и усложняются теми процессами интернализации, которые были описаны в Главе 3. Вместо того, чтобы атаковать или спасаться бегством от обстоятельств или людей, угрожающих психологическому благополучию, человек может подчиняться превосходящей силе и затем интернализировать ее. Вследствие этого реакции нападения, бегства или подчинения соответствуют не актуальной ситуации, а интернальным психическим репрезентациям, а индивид вовлекается в чисто психологический конфликт со своим окружением. Продолжительность детства человека усиливает тенденцию интернализации, но тот же процесс может возникать в зрелости, например, если человек оказывается в концентрационном лагере или живет в тоталитарном обществе.

Эти два фактора определяют бόльшую сложность психологических защит человека по сравнению с реакциями на угрозу животных; защиты действуют в основном не на физическом, а на символическом уровне. Тем не менее, в следующей части этой главы я попытаюсь показать, что четыре защитные техники, описанные Фейрберном под названиями обсессивной, фобической, шизоидной и истерической защиты являются психологическим развитием биологической реакции, нападения, бегства и подчинения.

Агрессия и обсессивная защита

Агрессия известна как лучшая форма защиты, и при использовании ее для уменьшения тревоги нет оснований говорить о невротической защите. Напротив, здоровое развитие включает в себя усиление способности проявлять власть в отношении тех ситуаций и людей, которые изначально вызывали тревогу. Я имею в виду не только возрастающую сложность внешней среды, представленную растущим от младенчества к детству и от детства к зрелости числом незнакомых и потенциально враждебных людей, но также и биологические изменения, происходящие с самим индивидом. У тех, чьим привычным ответом является превосходство, тревогу сопровождают любопытство и предвкушение, а взросление – это не только болезненное ощущение удаления из иллюзорной безопасности детства, но также и процесс открытия новых возможностей в окружающем мире и новых собственных способностей. В Главе 1 мы упоминали описанный И. Павловым рефлекс «что такое?», который представляет собой, с одной стороны, такую защиту, без которой жизнь подвергается постоянной опасности, а с другой – основу для любопытства и способности исследования неизвестного. Этот же принцип применим и к невротическим феноменам. Человек, страдающий от кошмаров и желающий понять смысл происходящего с ним, исследует свою проблему, в которой представлены остаточные детские конфликты, и его реакция на невроз не является сама по себе невротичной. Невротик, обращающийся за помощью к психотерапевту, может использовать или не использовать агрессию в качестве реакции, но если он, стремясь преодолеть свою проблему, использует терапию для достижения нового уровня самопонимания, то он ее проявляет. Если же он ожидает от своего терапевта защиты и руководства, то к уже имеющемуся неврозу прибавляется невротическая реакция подчинения авторитету.

Агрессивная позиция может использоваться как защита не только против объектной тревоги, порождаемой ситуациями, реально содержащими угрожающие элементы, но и против субъективной, или невротической тревоги. Иллюстрацией может служить факт того, что для детей не представляет затруднения демонстрировать по отношению к другим или самим себе такие действия, которые вызывают тревогу, но при этом не совершать их и даже не считать их возможными. Таким путем они добиваются признания и самоуважения, что позволяет преодолевать представляющуюся им необоснованной тревогу, и одновременно приобретают ценный опыт познания истинной природы физической опасности и своей собственной способности переносить тревогу.

Существует, однако, такая форма агрессии или превосходства, которую следует признать однозначно невротической. Это компульсивный контроль над всем и всеми, являющийся характеристикой пациентов с диагностированным обсессивным неврозом. В то время как здоровые люди вступают в спонтанные отношения, благодаря которым обеспечивается свободный обмен эмоциями с окружающими, и выражение, как и восприятие привязанности или гнева не вызывает тревогу, обсессивные личности пытаются контролировать свои эмоции и фиксировать себя и других в предписанных позициях и отношениях. Таким образом, они надеются избежать тревоги, устраняя неконтролируемые элементы человеческих отношений. Если им удаcтся достичь такой степени самоконтроля, чтобы никогда не попадать во власть неожиданных чувств, и контроля других – чтобы они не смогли бы совершать спонтанные и поэтому нежелательные действия, тогда, в соответствии с логикой обсессивной защиты, неожиданное никогда не произойдет и неизвестное никогда не возникнет – а поэтому никогда не возникнет тревога. Так как, однако, эмоции по самой своей природе спонтанны, непредсказуемы и непроизвольны, обсессивная защита ведет к антагонизму по отношению к эмоциям, и чувства начинают восприниматься как раздражители, нарушающие порядок, установленый невротиком в своем внутреннем мире. В результате такие люди стремятся усвоить такую позицию по отношению к своей собственной эмоциональности и эмоциональной жизни других, которая вызывает ассоциации с бюрократом, поставленным управлять потенциально враждебными импульсами. Побуждения – собственные и других людей, – вызывают у них настороженность, если не подозрение; они легко теряются при нарушении постоянства и интимности предпочитают формальные и ритуализированные аспекты взаимоотношений, поскольку последние могут быть схематизированы и предсказуемы, а интимность не допускает классификации. Столкнувшись с перспективой брака, субъект использующий обсессивную защиту, будет уделять непропорционально большое внимание деталям церемонии бракосочетания, ее финансовым вопросам, интерьерам, оформлению страховки, потому что все эти действия позволяют ему не сделать шаг в неизвестное. Такая потребность в контроле и предсказуемости толкает вступающего в брак к покупке книг о гармонии в браке.