— Нет. — Лахлан сжал ее пальцы. — Лошадь не сможет нести нас, если ты тоже укутаешься. Я укрою мехом нас обоих, — сказал он, отвернув полу накидки.

Он был прав, но почему-то такая поза казалась более интимной, чем когда Лахлан обнимал ее только одной рукой, и Эванджелина неохотно приняла его предложение. Но не сделай она этого, Лахлан непременно обратил бы внимание на ее смущение.

Сжимая край накидки, она, чтобы отыскать Аврору, оглянулась назад на отряд, который они возглавляли.

— Она скачет с Шейлой и Райаной. Женщины не оставляют ее без присмотра.

Отыскав среди воинов женщин, Эванджелина отметила, что они тоже в меховых накидках, и нахмурилась, увидев кое у кого из отряда на головах куски меха. Некоторое время она пристально рассматривала их, а потом щелчком пальцев надела один на Лахлана.

Подняв руку, он похлопал себя по голове, а потом, скривившись, снял мех и водрузил его на голову Эванджелины.

— Этого я не надену.

Он взглянул вниз на Эванджелину, и губы у него задрожали в усмешке.

Добавив к его накидке капюшон, она потянулась, чтобы набросить его Лахлану на голову.

— Не возражай. Твой нос выглядит так, будто готов отвалиться.

Решив, что руки и ноги у него, должно быть, замерзли, она заменила его сапоги на меховые и добавила ему на руки меховые варежки.

— Сквозь них я не смогу чувствовать поводья, варежки сама носи, — закатив глаза, заартачился Лахлан и, сняв их одну за другой, сунул в руки Эванджелины, — а у меня есть лучший способ согревать руки.

Его большая ладонь опустилась ей на живот, и у Эванджелины перехватило дыхание — но не от холода, проникавшего от его руки сквозь тонкую рубашку, а от жара, разгоревшегося у нее внутри.

— Что, не можешь удержаться? — поинтересовалась она, откинув назад голову, чтобы видеть его.

— Да, не могу, — ответил Лахлан с дразнящим блеском в глазах и расплывшейся на лице порочной улыбкой.

Его длинные сильные пальцы поглаживали ее по животу, и в том, как он касался Эванджелины, было что-то странно нежное и приятное, похожее на то, как человек старается успокоить строптивое животное. Никто не касался ее так, и Эванджелина почувствовала, что против собственной воли отзывается на его прикосновение. Чувствуя, что с ее губ вот-вот может слететь тихий стон удовольствия, она изо всех сил старалась найти способ разрушить этот момент.

— Как думаешь, Магнус попытается перехватить нас прежде, чем мы достигнем Крайнего Севера?

— Нет, ему выгоднее заманить нас на свою территорию.

— Быть может, тебе следовало собрать более многочисленный военный отряд.

— Эванджелина, я тщательно отобрал воинов, которые сопровождают нас. Они самые лучшие, и каждый стоит по меньшей мере двоих.

— Что ж, придется поверить твоим словам.

Четыре дня назад Эванджелина не поверила бы ни одному слову Лахлана, но после того, что она увидела за последнее время, она подумала, что ее мнение о нем, возможно, следует пересмотреть. Его руководство воинами, его решительность и мгновенная реакция на похищение Иския вызвали у Эванджелины восхищение. Если бы она могла быть уверенной, что он на самом деле заботится о Фэй, ее тревоги по поводу его правления намного уменьшились бы. Но оставалась еще проблема — отсутствие у него способностей к магии. Сирена пользовалась своей магией не слишком умело, но она все же была чистокровной фэй. Хотел Лахлан этого или нет, но он неизбежно должен жениться — и поскорее.

— И как ты с этим смиришься, милая? Представляю, как это трудно для тебя, при том что с самого первого дня нашего знакомства ты мне не доверяла, — насмешливым тоном отозвался он.

— А как я могла доверять тебе? Ты всеми силами старался навредить Сирене, ты угрожал нам обеим.

— Тебе я не угрожал, тебя я поцеловал, — усмехнулся Лахлан.

Вряд ли Эванджелина забудет тот поцелуй: в тускло освещенной конюшне его лицо почти невозможно было отличить от лица его отца, и Эванджелина пришла в панику.

— Если помнишь, то это ты набросилась на меня. Ты стащила меня со стропил, так что я свалился на пол, хотя Сирена потребовала оставить меня в покое.

Эванджелина смущенно шевельнулась, но Лахлан, крепче обхватив ее рукой за талию, пресек ее попытку отодвинуться.

— Я поклялась защищать Сирену, а ты угрожал ей.

— Нет, тогда ты не знала, кто я, поэтому не могла знать и об этом. Ты сбросила меня из-за поцелуя. Не припомню, чтобы прежде мои поцелуи оказывали на женщин такое воздействие. Кроме тебя, повесить меня обещали лишь несколько, но не таким тоном и не с такой решительностью, как ты.

— Почему тебе необходимо так себя вести? Ты не можешь разговаривать без того, чтобы не свести все к своим похотливым мыслям, словно не думаешь ни о чем другом. Я не верю…

— Ты слишком серьезно относишься к жизни, Эви. Возможно, если бы у тебя был опыт страсти, ты не стала бы так резко судить других, кому она доставляет наслаждение.

Он убрал руку с ее талии и крепко взял Эванджелину за подбородок огрубевшими пальцами.

В его взгляде из-под полуопущенных век, который остановился на губах Эванджелины, бурлил жар. Протест, формировавшийся у нее в голове, улетучился в то мгновение, когда Лахлан легонько коснулся большим пальцем ее нижней губы. Когда он нагнул голову, рука, которой Эванджелина собиралась оттолкнуть его, зацепилась за грубую ткань его рубашки и притянула его ближе. Лахлан накрыл ее губы поцелуем таким теплым и нежным, что ее сопротивление растаяло так же быстро, как таяли снежинки у нее на щеке. Легкий ветерок охлаждал пылающие щеки Эванджелины, и она с удовольствием приняла согревающее мужское тепло, а Лахлан, воспользовавшись вырвавшимся у нее тихим стоном удовольствия, проскользнул языком за ее приоткрывшиеся губы. Поцелуй стал не нежным, а жестким, не теплым, а горячим, требовательным, страстным и самозабвенным. Паника взвыла внутри ее громко, как вьюга, теперь заносившая их снегом, ледяной страх заполнил Эванджелину так же быстро, как снег запорошил ей лицо, и она, обезумев, постаралась оттолкнуть Лахлана.

Она должна заставить его прекратить это.

Лахлан уткнулся лицом прямо в гриву лошади, а затем, рывком выпрямившись, стал напряженно всматриваться в слепящую пургу. При мысли о том, что Эванджелина каким-то образом упала с его лошади, Лахлан ощутил, как у него бешено застучал пульс. Каковы бы ни были ее магические способности, он не мог выбросить из головы картину ее предыдущего головокружительного падения. Его взгляд устремился к призрачным фигурам, сквозь снежную завесу прокладывающим путь к нему. Ритмичный свист их крыльев стал громче, и мрачные опасения Лахлана исчезли, когда он увидел Эванджелину, сидящую верхом на Боуэне.

Эта окаянная женщина доведет его до смерти. Эванджелина была то теплой и податливой в его объятиях, то в следующее мгновение шарахалась в сторону от него. Ее упрямый отказ встретиться с ним взглядом действовал Лахлану на нервы, но это не означало, что он обращал на нее особое внимание. Будь все проклято, у него не было ни времени, ни желания размышлять над причиной ее стремительного бегства — особенно теперь, когда их накрыла яростная снежная буря. Ему нельзя отвлекаться, и, рассудил он, нужно, чтобы с Авророй был взрослый человек — взрослый, который не забывал бы, что его место там.