Вскоре впереди показались зубчатые горы белесого, точно чешуйчатого, побережья, и Картер увидел могучие и неприглядные серые башни города. Узнику стало совсем не по себе при виде того, как они наклонены, и как громоздятся на берегу, и что все они без окон, и он горько пожалел о своей глупости, когда так бездумно хлебнул хмельного вина, предложенного ему купцом в уродливом тюрбане. Берег приближался, и исходившее от его башен жуткое зловоние усиливалось. Картер увидел, что склоны зубчатых хребтов покрыты лесами, причем ему удалось разглядеть отдельные деревья, и они странным образом показались ему похожими на то одинокое лунное дерево в зачарованном лесу на земле, из чьего сока крохотные коричневые зуги делают свое диковинное вино.

Теперь Картер мог различить движущиеся фигурки на вонючем причале, и, чем пристальнее он их разглядывал, тем большим страхом и отвращением наполнялась его душа, ибо в их облике не угадывалось ничего человеческого, это были исполинские серо-белые скользкие твари, которые сокращались и расширялись и своими очертаниями – они постоянно меняли форму – были похожи на безглазых жаб с непрестанно вибрирующими короткими розовыми щупальцами на конце тупой морды. Эти твари деловито сновали по набережной, без устали перетаскивая с места на место ящики, тюки и коробки, и носились между берегом и стоящими на якоре галерами, сжимая в передних лапах длинные весла. И то и дело кто-то из них сгонял с галер небольшие группки рабов, которые были почти что люди, но с огромными ртами, вроде тех купцов, которые вели меновую торговлю в Дайлат-Лине, да только эти несчастные, без тюрбанов, разутые и раздетые, совсем потеряли человеческий облик. Кое-кого из рабов – самых толстых, кого жабы-десятские ощупывали со знанием дела, – выгружали с кораблей и сажали в деревянные клети, которые портовые рабочие заталкивали в низкие пакгаузы или грузили на огромные повозки.

После того как очередная повозка заполнилась и покатила прочь, у Картера, уже повидавшего в этом богомерзком месте немало мерзейших чудовищ, даже перехватило дыхание, стоило ему увидеть, что за диковинная тварь впряжена в нее. Время от времени группы рабов в такой же одежде и в таких же тюрбанах на головах, что и на смуглых купцах, поднимались на галеры, а за ними шли толпы жабообразных тварей – матросы, лоцманы, гребцы. И Картер увидел, что человекоподобные существа выполняли самые презренные виды подневольной работы, для которой не требовалась физическая сила – стояли у штурвала, готовили пищу, были посыльными или вели торговлю с жителями Земли и иных планет. Эти существа, должно быть, прекрасно чувствовали себя на Земле, ибо, одетые и обутые, в тюрбанах, они почти ничем не отличались от людей и могли смешаться с шумной толпой на рыночных площадях или в лавках, не вызывая ни замешательства, ни недоуменных вопросов. Но большинство из них, за исключением самых худосочных и уродливых, раздевали и заталкивали в тесные клети и увозили на громыхающих повозках, запряженных фантастическими существами. Иногда с галер сгоняли других существ, кое-кто из которых был очень похож на почти-людей, кое-кто не очень похож, а некоторые и вовсе странного обличья. И Картер подумал, не ожидает ли кого-то из несчастных чернокожих толстяков из Парга печальная участь быть посаженным в клетку и увезенным в глубь острова на ужасных повозках.

Когда их галера причалила к замызганному и грязному пирсу, сложенному из окаменевших губок, и из трюма высыпала чудовищная орда жабообразных, двое из них подхватили Картера под руки и поволокли на берег. Зловоние и самый вид этого города произвели на Картера ужасающее впечатление, и в его мозгу запечатлелись лишь отрывочные видения мощеных улиц, и черных подъездов, и бесконечной вереницы высоченных серых стен без окон. Наконец его втолкнули в низкий дверной проем и заставили подниматься по бесконечной лестнице в кромешной тьме. Было совершенно очевидно, что жабообразным все равно где находиться – на свету или во мраке. Запах стоял тошнотворный, и, когда Картера заперли одного в каком-то помещении, он с трудом собрался с силами, чтобы ползком обследовать свою новую обитель. Комната была круглая, около двадцати футов в диаметре.

Потом время словно остановилось. Через равные промежутки ему приносили еду, но до нее Картер не дотрагивался. Он не знал, какая его ждет участь, но интуитивно чувствовал, что его держат тут в ожидании страшного духа и посланника бесконечности Иных богов, ползучего хаоса Ньярлатотепа. Наконец, по прошествии нескончаемо долгих часов или дней исполинская каменная дверь отверзлась, и Картера повели вниз по лестнице и вытолкнули на залитые красными бликами улицы страшного города. На Луне была ночь, и по всему городу были расставлены рабы с пылающими факелами в руках.

На какой-то мерзкой площади они выстроились в некое подобие процессии: десять жабообразных и двадцать четыре человекоподобных факелоносца – по одиннадцать с каждой стороны и по одному спереди и сзади. Картера поставили в самую середину колонны, пятеро жабообразных шли позади него и пятеро – впереди, и по одному человекоподобному факелоносцу было справа и слева. Некоторые жабообразные достали резные флейты из слоновой кости и стали извлекать из них омерзительные звуки. Под их адскую музыку процессия покинула мощеные улицы города и вышла на объятую ночным мраком равнину, поросшую отвратительными грибами, и вскоре двинулась вверх по склону низкого пологого холма. Картер ничуть не сомневался в том, что где-то на ужасном склоне или на богомерзком плато их поджидает ужасный ползучий хаос, и он лишь молил, чтобы этот кошмар поскорее завершился. Завывание сатанинских флейт было невыносимым, и он отдал бы все на свете, лишь бы услышать голос, хотя бы отдаленно напоминающий человеческий, но жабообразные были немы, а рабы безмолвствовали.

И вот сквозь звездный мрак прорезался нормальный звук. Он донесся с высоких гор вдалеке и эхом отразился от всех зубчатых вершин вокруг, соединившись в нестройный пандемический хор. Это был полуночный кошачий крик, и тут Картер понял, что деревенские жители правы в своих догадках – существуют таинственные области, ве´домые только котам, куда кошачьи старейшины убегают тайком по ночам, прыгая с самых высоких крыш. И ведь верно, что прыгали они на оборотную сторону Луны, чтобы порезвиться на лунных горах и побеседовать с древними тенями; и вот, бредя в середине процессии зловонных существ, Картер услыхал их привычный дружелюбный клич и враз вспомнил о высоких крышах, горячих очагах и освещенных окошках родного городка.

Рэндольф Картер владел кошачьим языком почти в совершенстве, и в этом жутком краю он издал подходящий для ситуации вопль. Но этого даже и не требовалось, ибо, как только его губы раскрылись, он услыхал, что кошачий хор стал громче и ближе, и увидел, как на фоне звезд быстро замелькали тени и крохотные кошачьи силуэты, элегантно перепрыгивая с холма на холм, начали собираться в многочисленные стаи. Он издал кошачий зов, и, прежде чем участников мрачной процессии объял страх, на них, точно штормовой прибой, обрушились тучи вздыбленной шерсти и волны убийственных когтей. Флейты замолкли, и в ночи раздались ужасные крики. Умирающие человекоподобные визжали, а коты шипели, фыркали и урчали, а жабообразные не издавали ни звука, когда их вонючая зеленая сукровица орошала пористую землю, поросшую мерзкими грибами.