Сильвана подходит и, положив руки на плечи Эммануэль, пристально смотрит ей в глаза. Затем она приближает свои губы к ее губам, целует ее, в то же самое время начиная расстегивать брюки своей спутницы. Эммануэль выдвигает язык вперед, и Сильвана делает то же самое. Их языки долго воюют друг с другом, но в то время как руки Сильваны действуют с большой точностью, руки Эммануэль концентрируются на белом кожаном корсаже, прикрывающем тело любимой, не находя в нем ни малейшего отверстия.

Под опытными пальцами Сильваны Эммануэль быстро лишается одежды – одна вещь за другой падает на пол. Ее белье летит к подножию кровати. Лишенная своей сатиновой блузки персикового цвета и крошечных стрингов, Эммануэль остается полностью обнаженной.

Язык Сильваны продолжает играть с ее языком, не позволяя ему пересечь триумфальную арку губ. Но в то же время он ускользает, когда Эммануэль провоцирует его, исходя жгучим желанием.

Рука Сильваны спускается с плеч на грудь, потом пробегает по животу. Эммануэль слегка приседает, готовая устроиться на кровати, но ее ожидание не оправдывается. Рука Сильваны едва касается ее руна, спускается в глубину бедер до колен и вдруг начинает продвигаться еще дальше. Даже глаза Сильваны, взгляд которых оставался словно приклеенным к ее взгляду, вдруг резко отворачиваются.

Как бы нехотя молодая женщина отходит в сторону, поднимает дорожную сумку Эммануэль, которую та небрежно бросила на пол, и протягивает ее ей.

– Теперь переодевайтесь. Остается лишь пятьдесят минут. У меня есть правило: что бы ни случалось, оставаться очень пунктуальной.

И она, улыбаясь, уходит. Эммануэль ненавидит ее и обожает – до такой степени, что, когда дверь закрывается, она падает на кровать, ищет свой клитор между разбухшими губами и начинает себя ласкать с закрытыми глазами, чтобы получить наслаждение, задыхаясь от ярости…

Когда князь Маджоре, в камзоле и старинной рубашке, вошел вместе со своей свитой в конюшни, шум, заполнявший ее широкие своды, сразу же стих. Даже модулированные звуки волынки, на которой играл молодой пастух, постепенно умолкли. Анахронизм в этой костюмированной компании: на Эммануэль короткое прямое платье из белого шантунга в черный горох с узкими рукавами. Декольте смело открывает бюст. Она стоит справа от князя. Сильвана стоит позади нее, тоже в белом, но ее платье длинное, похоже на монашеское одеяние, с большим капюшоном и широким поясом, затянутым на талии. За ними выстроились другие гости, постепенно присоединяясь к небольшой группе, уже покинувшей замок.

Конюшни очень просторные, как площадь для военных парадов, и они разделены на две части. В первой по двум сторонам разложены подстилки для животных. Во второй – водопойные желоба.

Князь останавливается посреди галереи. В нескольких шагах от него стоят человек тридцать мужчин и женщин, они расположились полукругом в полном молчании. На балках висят большие масляные лампы с фитилями, которые освещают помещение. В глубине, в высоком камине, горят огромные дубовые поленья.

– Итак, – непринужденно кричит князь грубым голосом, – вы что, языки проглотили, сукины дети? Орест, дай-ка мне попробовать вино, что ты принес. Клянусь Богом, если оно хуже, чем то, что дала мне твоя жена в последний раз, когда я ее трахал, я засеку тебя кнутом и лишу патента на торговлю.

Группа расступается, и вперед выходит мужчина с презрительной улыбкой на устах, высокий и сильный, одетый в простой крестьянский наряд.

Эммануэль сразу же думает, что это побочный сын князя, если судить по их странному сходству и сообщническому духу, царящему между ними.

– Если вино Гизы было лучше, – говорит он, подавая князю гигантский стакан, – я сам ее побью: ибо это означает, что она его прячет!

Князь смеется, пьет крупными глотками, а потом протягивает стакан Эммануэль.

– Это оно самое! – удовлетворенно кричит он. – Но достаточно ли будет вина, чтобы согреть вас, банда лежебок?

Отовсюду сыплются протесты. Волынщик снова начинает играть на своем инструменте. Девушки и юноши выходят из группы и начинают танцевать в центре огромного помещения. Прыгая с одной ноги на другую, хлопая в ладоши, они танцевальными па подражают любовным утехам; их движения напоминают брачные танцы некоторых птиц.

Эммануэль отмечает, что девушки все довольно красивы и похожи друг на друга.

– Они выглядят как сестры, – говорит она князю.

– Ствол у них общий, потому-то порода не вырождается.

– А вы? В какой степени вы поспособствовали этому сходству? Вы и ваши предки, конечно же.

– Вы совершенно меня не смущаете, – забавляясь, отвечает князь. – Это я большей частью оплодотворил их матерей, а порой и их бабушек. А вас это задевает?

– О нет! Я им завидую.

Эммануэль снова смотрит на необычную хореографию. И тут чья-то ладонь проскальзывает в ее ладонь. Она узнает руку Сильваны и, счастливая, пожимает ее в ответ. Запах Сильваны, одновременно таинственный и настойчивый, смешивается с запахом лошадей и с ароматом можжевельника.

Затем, одна за другой, пары расходятся. Эммануэль видит цыганку. Она сидит на краю камина в разорванной юбке и расшнурованном корсаже, с ненавистью и презрением наблюдая за происходящим. Эммануэль делает вид, что смотрит на танцующие пары, а сама подходит к камину и, не глядя на цыганку, бросает на ее юбку золотое кольцо. Она оборачивается: девушка улыбается ей в ответ.

– Меня зовут Моана, – шепчет цыганка. – Спасибо. Это кольцо будет мне талисманом. Я выйду победительницей.

Марсия держится в стороне, в центре группы мужчин. Она нервно курит свою короткую трубку. На ней больше не ее мягкая бледная одежда, а своего рода боевой наряд. Ее волосы, зачесанные назад, скрыты под бейсболкой. Сапоги прикрывают лодыжки.

«Боевое платье! – насмешливо думает Эммануэль. – Она что, принимает себя за Рэмбо?»

При мысли о Марсии, ощетинившейся оружием или играющей мышцами в зале для бодибилдинга, она с трудом пытается развеселиться. Но окружающая атмосфера не способствует смеху. Тревога буквально парит над аудиторией.

Князь обращается к Сильване. Молодая женщина сильнее сжимает руку Эммануэль, а затем направляется к первой из девушек.

– Пошли! – командует она.

Молодой конюх берет свою подругу за запястья и подводит ее к ограде. Волынщик продолжает играть какую-то невнятную мелодию, состоящую из долгих и пронзительных нот.

Сильвана поднимает крестьянке юбку, обнажив ее белый зад, контрастирующий с золотистой от загара кожей ног. Девушка не носит трусики. Белизна ее круглых ягодиц волнует. Сильвана обращается к группе джентльменов, ища кого-то взглядом. По их поведению Эммануэль понимает, что каждый надеется быть избранным.

– Людовико!

Молодой человек с лицом, смутно напоминающим орла, в котором читаются остатки династической чистоты, с торжествующим видом выходит вперед. Он подходит к девушке, наклоненной к ограде, и гладит ей бедра. Она тихо стонет. Эммануэль видит, как девушка предлагает себя, раздвигая ноги, в то время как ее товарищ крепко удерживает ее за запястья.