Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Верно. Прости. Но если уж быть совсем точными – служить Новорожденным Ицамне и Ишь-Чель…, - профессор помолчал, - Пора обратно. Время истекает. Кабрера не протянет долго, а он еще не выполнил свою задачу до конца.
Александр.
Когда они вернулись, время словно снова пошло вперед. Небеса кренились и оглушительно грохотали, тут и там в звездной пучине можно было различить угрожающие заломы и трещины, сочащиеся субстанцией, напоминающей пламенеющий закат.
Александр с опаской перевел взгляд на Ицамну, по-прежнему прижимающего сына к груди. Ранка на его огромной пухлой ладони почти затянулась, и он уснул, окруженный любовью и защитой родителей.
- Пришло время принять ношу, - произнес профессор и подвел Александра к Альфонсо. Тот изменился. Из глаз и рта текла кровь, а по всему телу змеились неестественно выпуклые и темные вены. Он казался умирающим от сильнейшего заражения крови и, одновременно, столбняка.
- Мне… предстоит то же? – спросил Александр, разглядывая несчастного толстяка.
- Нет. Даже самый устойчивый смертный не сможет переработать кровь Древних Богов. Кабрера здесь именно для этого. Он что-то вроде…, - Фернандес задумался, - В английском нет подходящих слов. Но представь себе какой-нибудь сильный яд, например, тайпана. Капля убивает человека в течение трёх часов, но если эту каплю разбавить галлоном, скажем, простой воды, то его концентрация уже не будет представлять опасности для жизни. К сожалению, кровь Ицамны нельзя разбавить водой. Только живой человеческой кровью. И наш прославленный друг является таким своеобразным резервуаром. Поверь, мой мальчик, тебе ничего не грозит. Тем более, что кровь Ицамны была разбавлена дважды – сначала смешавшись с кровью Ишь-Чель в их ребенке, а потом уже…
Профессор прервался, кинул взгляд на посветлевшее на далеком горизонте небо и решительно подал знак Марте, стоявшей в сторонке с древнейшей реликвией - кинжалом из вулканического стекла. Александр без труда поверил, что это незамысловатое оружие когда-то в точности так же держала в руках другая женщина – та, которая теперь пытливо глядела на них из ствола Мирового Древа.
Марта подошла и без колебаний точно выверенным движением вспорола живот Альфонсо у основания ребер. Кровь веером забрызгала ее лицо, но она даже не моргнула и тут же погрузила руку по локоть в открывшуюся рану. Секунда промедления, мощный рывок и вот уже у нее в руке большое, покрытое желтоватым жирком слабо трепыхающееся сердце.
В голове Александра промелькнула единственная мысль – рождественский гусь, из которого опытная хозяйка одним движением выдергивает все внутренности. А потом Марта подошла и, не давая ему ни секунды на размышления, протянула сердце к лицу. Он послушно коснулся губами отвратительно теплого, остро пахнущего медью мяса, потом надкусил его и начал пить.
…
В мгновение ока все изменилось. Он чувствовал подсыхающую на подбородке кровь своей первой – самой сладкой – жертвы, чувствовал, как вяло двигаются и распадаются ее красные и белые тельца. Потом поглядел вокруг, на почтительно склонившихся вокруг людей. На небо – бессчетное количество лениво вращающихся друг в друге золотистых сфер. Крепких, молодых, здоровых небес. На Марту, которая с по-детски непосредственным удовольствием облизывала красные, липкие пальцы и улыбалась ему.
- Открой глаза, - шепнула она, и голос ее разнесся эхом над бесконечным зеленым лугом. Он с удивлением понял, что действительно, глаза его закрыты. Распахнув их, он увидел одновременно все вокруг – что есть и что было. Каждое животное и каждого человека, когда-либо бродивших по Земле. Рождения, смерти, войны, примирения, радости и боль, жертвы и палачи, боги и их служители, катастрофы и возрождения, каждый срезанный маисовый початок и каждое семя, брошенное, взамен, в Землю. Все слилось в единый поток вне времени, происходя одновременно здесь и сейчас. Высоко в Небесах и глубоко под Землей тысячи древних и новорожденных богов одновременно востребовали от своих служителей жертвы в его честь. Где-то за пределами Мироздания отозвался Великий Хунаб-Ку, покачиваясь на волнах бескрайнего Моря Безмятежности.
Александра поглотила визжащая эйфория, во рту пересохло, глаза лезли из орбит, как у перепуганной лошади, в голове лопались тысячи сияющих мыльных пузырей, в которые превратились его мысли. Ему казалось, что голова его не выдержит и взорвется, как перезревшая тыква. Он вскинул руки и попытался ее удержать, понимая, что умудряется стискивать ладонями виски, и, одновременно, прижимать к себе теплое податливое тело жены.
Сколько продолжалась эта агония, он не представлял. Время перестало существовать. Только в какой-то момент он понял, что ему стало легче. Знание никуда не ушло, но больше не причиняло боли. Бесконечное мельтешение и катавасия перед глазами приняли подобие порядка.
Он отнял руки от головы и отпустил Марту. Поглядел на Древо. Оно опустело. Лишь у его основания, прислонившись усталыми спинами к мощному стволу, сидели две фигурки, держа в кольце любящих рук дитя. Черноволосая женщина с характерно скошенным лбом и темным сумрачным взглядом и светловолосый долговязый мужчина. Александр знал, что когда-то давным-давно Майя ходили войной за Большой пролив на поиски нового Бога. Ишь-Чель должна быть своей, взращённой на родной Земле, но Ицамна может быть лишь чужеземцем. О тех событиях не осталось даже легенд, как, вероятнее всего, не останется легенд и о его собственном Рождении. Можно только надеяться, что через четыре тысячи лет сохранится хотя бы жалкая горсточка людей, которая будет помнить, что необходимо привести приемника и завести эти часы снова…
«Что бы сейчас сказали мои родители?» - мысль даже не успела оформиться, а он уже видел родителей – постаревших, но все еще бодрых. Они устраивали семейный ужин для детей, внуков и друзей. Хороший дом, добротная жизнь с посудомоечной машиной, новым автомобилем, оросительной установкой на лужайке и ежемесячными посиделками, вроде этой… где о нем никто не вспоминает. Он ожидал, что в душе, которая впервые в жизни чувствовала остро и ярко, ворохнется обида и злость. Он чувствовал, что стоит только захотеть, как на этот крепкий, симпатичный дом упадет, скажем… метеорит. Но такого желания не возникло. Видение влилось в общий круговорот и пропало из его мыслей.
- Итсам-ни аль ми…, - заговорил рядом профессор, тщательно подбирая древние слова. Александр мягко улыбнулся, от чего где-то на заснеженных верхушках Тибета внезапно распустились цветы.
- Я еще не забыл английский,