было страшно, она поскорее хотела уйти отсюда. Но она решила использовать эту ситуацию в свою пользу ведь у нее появился шанс расстаться с Фрэнком, при этом не чувствуя особой вины за это.

— Ты не доверяешь мне?

— Нет, не доверяю! — ответил тот и, развернувшись, ударил кулаками в дверь.

Кира вздрогнула и затряслась. Но когда парень вновь повернулся, смело встретила его взгляд.

«С мужчинами как со зверьми, страха не показывать, спиной не поворачиваться», — говорил ей отец, когда она была еще ребенком, повесив боксёрскую грушу в подвале. В молодости он увлекался боксом, насмотревшись фильмов Роки. Он обучил её нескольким приёмам, так, чтобы она могла защитить себя в случае чего. И сейчас, если бы Фрэнк решил сделать хоть один шаг в её сторону, готова была применить их.

— Знаешь что, — вымолвила она, чеканя слова, — да пошел ты! Между нами все кончено! Мне не нужен парень, который не доверяет мне, когда у меня и так дерьма в жизни хватает! — Она сорвалась на крик, из глаз брызнули неподдельные слезы гнева. Фрэнк стоял, не в силах вымолвить и слова, открывая и закрывая рот, как рыба.

— Детка, я… — начал он, но она перебила его, крикнув так, что их сто процентов слышали на первом этаже:

— Дай пройти!

Он отшатнулся в сторону и Кира выскочила из комнаты. Она забежала в первую попавшуюся дверь, оказавшейся одной из уборных, и заперлась там. Она стояла, прислонившись к двери, тяжело дыша. Сердце стучало так, что, казалось, сейчас выпрыгнет, пробив грудную клетку. Её всю трясло.

— Черт… — повторяла она про себя. — Черт…

Девушка вытащила смартфон из заднего кармана и, разблокировав его, зашла в их чат с Дейвом. Он был онлайн тридцать минут назад. Трясущимися пальцами она напечатала ему сообщение. Но не успела его отправить, так как в дверь постучали, от чего она вздронула.

— Кира, ты там? — беспокойно спросила Кортни.

— Да, — ответила она.

— С тобой все в порядке? Ребята говорят, что ты кричала.

— Да, Кортни, все хорошо. — Она опустилась на пол, прижимая телефон к груди. — Мы расплевались с Фрэнком. Он… — девушка запнулась, думая, стоит ли говорить, как он грубо схватил её, — Он… еще здесь?

— Нет, он ушел. Я сама видела.

Кира облегченно выдохнула.

— Может, выйдешь и все расскажешь нам? — продолжала Кортни. — Ким и Джессика тоже тут. Они волнуются.

— Да… Сейчас. Дайте мне пять минут. — С этими словами Кира посмотрела на свое неотправленное сообщение и удалила его, написав новое: «Я рассталась с Фрэнком».

Отправить.

***

Дейв лежал на своей кровати и тупо щелкал пультом, переключая каналы, чтобы хоть как-то отвлечься от всепоглощающей ревности и злости. На туалетном столике экраном вниз лежал его смартфон рядом с недопитым стаканом дорогого виски из коллекции отца, оставшейся после его смерти.

«Какой же я идиот, — подумал он зажмуриваясь в немом раздражении. — Браво, Дейв, ведешь себя не лучше её одноклассников. Очнись, мужик, тебе двадцать восемь! Как ты докатился до такого?»

Что он думал? Что они вместе? Или что после секса с ним она будет только его и перестанет быть такой задирой? Как же он недооценивал эту девчонку, оказавшуюся настоящим порождением Ада. Поначалу, он думал, что это просто физическое влечение, которое необходимо удовлетворить, чтобы не сойти с ума. Дэвид еще никогда не чувствовал себя таким извращенцем. Хотелось её трахнуть так, чтобы она забыла обо всех других, и о своём парне в том числе, к которому он её страшно ревновал и ругал себя за это. Но во время их переписки он понял, что Кира нравится ему далеко не как сексуальный объект. Она была не глупа и рассудительна для своего возраста. Он мог часами чатиться с ней, узнавая всё больше и обсуждая разного рода вещи. Не без пошлости, конечно — она присылала ему свои откровенные фотки в самый неожиданный момент беседы. Это ему в ней и нравилось больше всего — её раскрепощенность. Её дерзость. А после их незабываемого секса он понял две вещи. Первая — что он об стенку расшибется, но сделает все, чтобы это повторилось; и вторая — что он втрескался в эту девчонку, как сопливый школьник. А тот факт, что он был её учителем, добавлял остроты. Он ощущал себя словно героем романа о запретной любви и теперь связь с собственной ученицей не казалась ему уже чем-то запредельным. Но он не знал, как к этому подойти. Он не мог просто сказать: «Давай будем вместе, во всех смыслах, не только периодически трахаться», потому что не представлял себе, как это будет. Он не мог показаться с ней нигде, не мог спокойно привести её домой и познакомить с мамой, не вызывая лишних вопросов и удивленных взглядов. Одно он знал точно: что он хотел быть единственным, кто обладает её телом. Хотел, чтобы она бросила этого своего Вашингтона и была только его, а он как-нибудь найдет способ видеться с ней не только для секса. И он был уверен в том, что она сама не захочет оставаться подружкой ровесника. Но как он ошибался.

На следующий день после их интимного свидания Кира завела разговор о своем парне. О том, что она чувствует себя отвратительно по отношению к нему и что она не может его обманывать, но и бросать его сейчас, в канун Рождества, тоже не хочет, приведя множество доводов. В тот момент он почувствовал острое разочарование, так как ожидал, что она быстренько расстанется со своим парнем без лишней суеты. Разочарование сменило ощущение собственной тупости: почему он так думал? Разве она дала повод? А затем уже его накрыл стыд вместе со злостью. Что он должен был написать? «Я думал, ты расстанешься с ним, и мы будет вместе»? Ну кто так пишет? Может, только школьники. «Я не хочу чтобы ты принадлежала кому-то еще». Или «Я хочу, чтобы ты была только моя». Пожалуй последний вариант был лучшим, но он побоялся, что тем самым обнаружит свою слабость. Особенно после того факта, что ей даже и в голову не приходило расстаться с парнем, как решение, само собой разумеющееся. Само собой разумеющееся для него. Но Кира другая. Поэтому он написал самую, на его взгляд, правильную вещь: «Это твоё дело». В понедельник он узнал о том, что она устроила своему Вашингтону сцену, чем посеяла в его сердце надежду, которая разбилась в тот момент, когда вчера он увидел её буквально висящей на нём. В тот момент он почувствовал себя редкостным идиотом. Страшной